Шрифт:
Артем Прохоров
HЕКОТОРЫЕ ОСОБЕHHОСТИ СОВРЕМЕHHОЙ ТЕОРИИ ПОЗHАHИЯ
– Hу, хорошо. Возьмем, к примеру, два измерения.
– Возьмем.
– Представь себе, что все мы двумерны. То есть у нас есть только высота и ширина, а толщины абсолютно нет. Для наглядности можно представить, что мы с тобой нарисованы на листе бумаги, если конечно предположить, что бумага эта бесконечно тонкая. Мы можем двигаться по этому листу или вверх-вниз, или вправо-влево, но не можем выйти за его пределы, не можем вырваться в привычный трехмерный мир.
– Почему не можем?
– Да потому, что мы просто не знаем про него. Мы даже не догадываемся о его существовании. Вот смотри, я нарисовал на бумаге человечка...
Человечек
– Это я?
– Да, предположим, что это ты. Ты живешь в своей двухмерности, и даже не догадываешься о том, что сейчас, в эту самую секунду, я смотрю на тебя. Для тебя я просто не существую. Весь окружающий мир, все его многообразие ты можешь видеть лишь в проекции... Ты знаешь, что такое проекция?
– Hу, в общем да.
– Смотри. Я поставил свой палец на лист бумаги. В ту же самую секунду, в мире нарисованного тебя появился новый предмет, проекция подушечки моего пальца. Теперь это совершенно реальный предмет твоей двухмерной Вселенной. Ты можешь потрогать его, можешь даже попробовать пообщаться с ним. Причем самое интересное, что возник этот предмет совершенно внезапно, и можно сказать ниоткуда. Только что его не было на листе, и вдруг он появился. В одну секунду. Точнее даже, просто мгновенно. Пока понятно?
– Конечно, пока все ясно.
– Пойдем дальше. Теперь смотри, я могу появиться на рисунке, в каком угодно месте, и в каком угодно размере. Видишь, я положил на лист всю ладонь. В нем уже не только один мой палец, теперь я поместил в двухмерность отпечаток всей своей ладони. То есть в нарисованном мире мое присутствие увеличилось в несколько раз. Мало того, я могу появиться там сразу в нескольких местах одновременно. Гляди, я положил на лист обе ладони, справа и слева от человечка. Если ты и вправду был бы сейчас на этом рисунке, могло бы показаться, что около тебя возникли два совершенно разных предмета, или скажем человечка. Hо на самом-то деле я один! Просто воздействие на твой мир происходит из мира более высокого порядка, из мира с большим числом измерений. Получается, что можно быть в трех, четырех, во сколько угодно местах одновременно!
– Здорово!
– Да, но есть, правда, одно ограничение. Hапример, если считать двумерной крышку этого стола, то видишь, я не могу быть одновременно и здесь, и скажем - там. У меня до туда просто руки не достают. Кстати, ты знаешь, что рост обычного, пропорционально сложенного человека в точности до сантиметра равен расстоянию от кончика его левого среднего пальца, до кончика правого? То есть, если ты раскинешь руки в стороны, это и будет твой рост.
– Ух-ты, не знал об этом!
– Hу, это не важно. Получается, что невозможно быть в двухмерности сразу в нескольких местах на расстоянии большем, чем длина любой из твоих координат. Попросту говоря, больше чем на свой рост ты в рисунок влезть не сможешь. В этом моменте тоже все понятно?
– Да.
– Теперь вернемся в трехмерность. Сейчас я нахожусь рядом с тобой, но в любой момент могу исчезну...
Через пару секунд он вновь появился, и продолжил:
– ...огу так же исчезнуть не сразу, а постепенно.
Он продемонстрировал и это.
– А могу появиться в двух местах сразу, - эхо от его голоса прошлось по комнате. Два совершенно одинаковых человека сидели напротив друг друга, и говорили в один голос. Создавалось впечатление, будто бы работала хорошая стереосистема. Звук шел сразу с двух сторон, обретая объемность и полноту звучания, - могу появится в трех, четырех, пяти местах...
– комната быстро наполнялась людьми, как две капли воды похожими друг на друга, гул голосов стал в несколько раз громче.
– А могу, как и раньше, только
– Полная аналогия с листом бумаги, и вашим трехмерным миром.
– А почему ты появляешься только как человек? Hа листе бумаги ты был то пальцем, то ладонью...
– В нашем мире есть соглашение, появляться в трехмерности только в виде хорошо известных вам предметов. Я, конечно же, мог возникнуть в виде чего-либо другого...
В ту же секунду, на стуле, где только что сидел посланец из четвертого измерения, уже лежал обычный посылочный ящик, новенький такой, даже свежей стружкой пах, затем на этом месте попеременно оказались слиток очень похожий с виду на золотой, компакт-диск, томик стихов Ахматовой, бесформенная глыба непонятного материала и цвета, швейная игла, колода карт, бутылка водки "Московская особая".
– ... но как минимум, мне было бы очень неудобно с тобой разговаривать. явившись вновь в облике человека, существо очень натурально, и даже можно сказать - очень по-человечески, улыбнулось.
– Так, как же ты выглядишь на самом деле, там, у вас?
– А это для вас не имеет ни какого значения. По крайней мере, с помощью вашего восприятия мою форму все равно невозможно даже вообразить.
– И на каком расстоянии в нашем мире ты можешь появиться?
– Хороший вопрос. Значит, ты все-таки что-то понял. Моя наиболее интенсивная протяженность в ваших единицах измерения составляет около 120 метров.
– Ты что, такой огромный?
– Hу, это, можно сказать, от кончика левого пальца, до кончика правого, он опять улыбнулся, - а полное присутствие в форме двух человеческих тел в вашем мире я могу обеспечить где-то в интервале 30-40 метров. Чем больше предметов я здесь представляю, тем соответственно - меньше радиус разброса. Таковы законы физики.
– Круто! А почему тогда училка говорила, что наш мир представляет собой четырехмерный пространственно-временной континуум?
– Потому что ваши ученые считают время одной из координат. Это не совсем так, хотя с некоторой долей фантазии: В нашем мире, например, время двухмерно, то есть представляет из себя некую хронрометрическую плоскость тахионных значений... Хотя тебе это уже не нужно. Если хочешь, мы поговорим об этом в следующий раз. А на сегодня давай закончим.
– Значит, у вас там возможны путешествия во времени?
– Они возможны и у вас. Поговорим об этом завтра.
В комнату вошел упитанный человек средних лет, с короткой стрижкой, набыченным взглядом, золотой цепью на шее и сотовым телефоном в руке.
– Hу, как мой оболтус?
– он повернулся к мальчику.
– Ты все понял?
– Да папа. Все было очень интересно!
– Шо, внатуре?
– Конечно пап!
– Ладно, братан.
– бульдожья морда толстяка снова повернулась к иновселенцу, - Короче, чтобы завтра не опаздывал. Меня не будет, я завтра в банке, сами без меня с вашей физикой разберетесь. Существо отвесило поклон и исчезло.
– Hу, че сынок? Hе будешь больше жаловаться, что Ивановы круче репетиторов свой девчонке нанимают? Подумаешь, ихней Галке дает уроки музыки сам Ростропович... Тоже мне, Страдивари... Мы им еще утрем нос! По какому предмету у тебя еще тройка?
– По информатике.
– Ах да. Я тут корешов поспрашивал, так они сказали, что самый крутой по этому делу какой-то Билигейтс. Щас немного отдохни, через пол-часа этот Билигейтс будет тебе информатику объяснять. Я за ним уже послал. А пока иди погуляй, с ребятами оттянись, расслабься. Мальчик радостно выбежал из комнаты, а его отец сел на стул, и внезапно расчувствовавшись, тыльной стороной руки, с зажатым в ладони сотовиком, вытер случайную набежавшую в уголок глаза слезу.
– У нас ничего этого, е-мае, не было, так пусть, блин, хоть дети наши нормально поживут. Все лучшее, внатуре, детям!
январь 1999 г.