Некоторые не уснут

Нэвилл Адам

Старик вытер рот. Достал маленькую металлическую фляжку. Открыл крышку, предложил солдату.

– Они на юге. На юге Мертвого моря.

В ответ на предложение солдат покачал головой.

– Оно, правда, там, Великое Мертвое Море?
– спросил он.

Старый золотоискатель кивнул.

– Этим утром видел собственными глазами, когда искал поселение Бригама Янга. Я слышал, что оно к востоку от горы Тимпаногос. Но не верил. Однако оно прямо там, это точно, сэр. Белый соленый песок. Мертвый океан посреди этого края. Проклятое и забытое Богом место, где собираются нечестивцы.

– Где находится поселение Легия?

– Полдня верхом к югу отсюда.

Они построили несколько зданий. Еще поставили несколько палаток. Я думал, что это Сион Бригама Янга. Решил, что заблудился и ушел совсем в другую сторону от гор Уосатч. Но это было не так, и я нашел вовсе не новый город Бригама Янга. Тот - к северу отсюда. А это, наверное, было поселение Легия. Его нет ни на одной карте. И не должно быть. Но этим утром я видел толпу его людей, шедших через пустыню, от тех зданий, которые они построили, как я уже вам сказал. Видел их издали в подзорную трубу, а затем поспешил сюда.

– Что ты видел?

– Как я уже сказал. Черную лошадь. Черный экипаж.

– Как они выглядели?

Старый золотоискатель посмотрел на угли. Затем уставился на трубку, будто удивленный ее внезапным появлением у себя в руках. Затем перевел взгляд на солдата и закутался еще сильнее в одеяло.

– Что самое худшее, что вы когда-либо видели?

В темноте над кружкой глаза драгуна прищурились.

– То же самое, что и ты, бьюсь об заклад.

Старик кивнул.

– Я видел, как в 35-ом моих детей забрала холера. А год спустя - жену. Но как бы ни тяжело было это видеть, врачи сказали, что это обычное дело. Но в тех Нефийцах не было ничего обычного.

Солдат кивнул. Вытащил кисет и тонкий кусок бумаги. Плюнул в костер, затем свернул сигарету и закурил.

– В Пало-Алто артиллерист, служивший у Рингголда, выпустил снаряд, который уничтожил целый отряд мексиканцев, направленный против нашей артиллерии. Никто из них больше не поднялся на ноги. Даже Господь не смог бы собрать их по кусочкам.
– Он покачал головой.
– Никогда не думал, что увижу снова нечто столь же страшное, как это. Но я ошибался. Скольких ты видел этим утром?

– Не успел сосчитать. Но там был он, проповедник Легий, на своей лошади. И... и его жены в повозке. Еще несколько детей. Шесть, может, семь. Может, больше. И все выглядели как мертвецы, восставшие в Судный День, но который наступил слишком рано.

Солдат кивнул.

– Это они.

– Если это люди Дьявола, как человек может убить их?

Махнув рукой в сторону своей лошади, солдат сказал:

– Казнозарядный карабин 1843-его года сделает на расстоянии часть работы. Так я начну отстрел. Затем подойду ближе для расчленения. Прежде чем они что-то поймут и начнут прятаться, как индейцы, поджидая меня. Для ближнего боя у меня есть еще гладкоствольный пистолет. Стреляет шариком с 230-ой дробью. На расстоянии пятидесяти ярдов она образует скопление двенадцать дюймов в диаметре. Очень поможет, если окажется вблизи их голов.
– Он кивнул на саблю.
– "Ломатель запястий" выскочит из ножен, когда мы будем с ними с глазу на глаз. Светлокожему Нефийцу необходимо снести голову с плеч, так что "Старый ломатель запястий" делал пока большую часть работы.

Старик был впечатлен и напуган. Его темный рот раскрылся, как у слабоумного.

– Вот, дерьмо, - Выпалил он.
– Вы разделаетесь с ними со всеми, солдат?

– Со всеми до единого.

Старик сглотнул, глаза у него вновь расширились.

– А что насчет вашей сестры?

Солдат уставился на черное небо.

– Она больше не моя сестра. Она не такая, как ты и я. Нет, не такая. Всему свое время. Он ущипнул себя за переносицу, и старик отвернулся, чтобы дать ему вытереть слезы.

– Черт побери, - сказал драгун, качая головой.
– Вот так это распространяется. Люди хотели держаться за свое, при том, что были укушены Легием. Затем их покусали еще и их близкие. И довольно скоро весь город отправился сюда. Все они были укушены. Обращены. Теперь все они - Светлокожие Нефийцы.

И когда солдат уезжал от старика прочь, оставив ему в подарок три сотни североамериканских долларов, медаль за участие в компании и свою историю, он вспомнил тот день, когда оставил свою сестру. С бледным лицом и дрожащей нижней губой она смотрела, как уезжает последний любимый ею человек. Он помнил каждую секунду их расставания. Не только потому, что это был последний раз, когда он видел ее. Он помнил каждую секунду, потому что чувствовал, что неправильно было оставлять ее одну на грязной дядюшкиной ферме. Их отца забрала чахотка, а мать убила оспа. И теперь они с сестрой остались друг у друга одни на всем белом свете. Два сироты с угрюмой теткой, которая знала много цитат из библии, и мало творила добра, и с дядей, который считал, что детей нужно сечь плеткой, как мулов. И он оставил с ними маленькую Мерси Лайл, поскольку та была слишком мала, чтобы могла убежать сама, как сделал он, вступив в армию и отправившись на техасскую войну. Оставил ее плачущей на крыльце. И лишь когда ферма скрылась из вида, он позволил себе почувствовать ту холодную, невыносимую боль, которую оставил в маленьком детском сердце. И она взорвалась внутри него, как разряд картечи, сохранившись там навсегда, словно шрамы от старых ран.

Но он оставался в живых при каждом штурме мексиканских позиций, уворачивался от всех ядер генерала Мариано Аристы, выпущенных из тех огромных медных пушек и летящих на драгунов, словно кулаки гигантов, молотя по земле вокруг их лошадей. Он сумел уцелеть в той войне, потому что память об оставленном на крыльце ребенке продолжала разъедать его чувством вины такой силы, что с ним не могло сравниться даже раскаяние за то, что его сабля сделала с непокрытыми головами разбитой мексиканской пехоты.

Когда он вернулся с войны на участок его дяди в Иллинойсе, от Мерси не осталось ни следа. Ни ее безделушек, ни одного из трех ее серых платьев, которые она носила, ни куклы, которую их отец сделал для нее. Ничто не осталось от нее в голой комнате ветхого дома, стоявшего на холмике, посреди нескольких жалких акров сухой земли. И на десять миль вокруг таким же был каждый фермерский дом. Везде поселилось уныние и запустение, из-за того, что вся жизнь этого маленького поселения стала частью пропавшего Колена Израилева, ведомого пророком Легием.

Некоторые иноверцы, жившие за старым руслом реки, рассказали ему об исходе горожан, коему зимой предшествовала какая-то чума, от которой многие чудесным образом оправились, только стали другими. Изможденные болезнью, но почему-то отличавшиеся от других исцелившихся более ясным взглядом и противоестественной бодростью.

Всего за четыре месяца до его возвращения с войны Нефийцы организовались, и отправились длинным обозом в Землю Обетованную, будто Судный День был совсем рядом. Поскольку пастве Легия нужно было оказаться у Великого Мертвого Моря, чтобы избежать преследования еретиками, иноверцами и прочими нечестивцами, число которых разрослось за счет всех, кто не являлся преданным и раболепным последователем пророка Легия.