Некоторым образом драма
Шрифт:
П. П. Владимиров: «Яньаньские интриги вызывают отвращение к политике. Но политика – это реальность. Жизнь вне ее – утопия. И лучше жестокая реальность, чем хоть толика утопии…» «Вредная профессия – разведчик: цирроз печени обеспечен». (Автор для пользы дела умел подпаивать собеседников.)
А в «Последних известиях» по радио сообщают, что самолет новозеландской компании «Эйр Нью Зеланд» врезался в склон антарктического вулкана Эребус. Погибли все 257 человек, находившиеся на борту. Компания заявила, что причиной катастрофы является ошибка пилота Джима Коллинза и штурмана Грегори Кэссина.
Вообще-то, когда гибнут все, то истинные причины очень длительное время остаются в полной темноте, а чаще всего – навечно.
Полет был задуман как увеселительная прогулка с шампанским на борту.
С жиру бесятся.
Такого стихия не
Звоню полярному пилоту, который когда-то в моей каюте взорвал пузырь от воблы под носом спящего австралийского зимовщика, а потом замечательно пел под гитару. Он объясняет, что в подобных увеселительных полетах с туристами пилоты вынуждены снижаться до 500–600 метров, чтобы дать возможность пассажирам насладиться сатанинским пейзажем на всю катушку. Но в полете на таких высотах в Антарктиде бывает так называемый, эффект «полярного рассеяния», при котором смывается граница между льдами, заледенелыми горами и небом. И вершина Эребуса высотой 3795 метров могла показаться обычным снежным торосом на равнине…
– Какого черта всегда погибший командир виноват?! – вдруг взрывается пилот. – Если кто-то на земле напутал при введении программы полета в навигационную ЭВМ, то этот Коллинз – будь он хоть тот самый знаменитый Коллинз – уже ничего сделать не мог! Нет-нет! Вы мне скажите, почему всегда виноват пилот, который оправдаться с того света не может?!
Я говорю, что капитан, погибший вместе с судном, всенепременно тоже оказывается единственным виновником. Для комиссии по расследованию такой козел самый небодливый и потому самый удобный.
Пилот успокаивается, потому что на миру и смерть красна. В том смысле, что когда человек знает, что несправедливость распространяется не на него одного, то это приятно.
Вернемся к словам Рузвельта «…будем висеть порознь».
О военных заслугах Сталина, которые ранее для меня были вне сомнений.
Если Гитлер таил подленькую надежду удрать от смерти в какую-нибудь Аргентину с приклеенной бородой а-ля рюс, то Сталина в случае неудачной войны ждала пуля верных соратников на все сто процентов. Это только победителей не судят и не вешают. Сталин арестовал жену плененного сына: этим пытался от будущей возможной расправы подстраховаться. Естественно, в его положении будешь ночей не спать, стратегии и оперативному искусству учиться, ну а трудолюбия и талантов ему не занимать было. Правда, хоть один раз сунуть нос под огонь – как сделал бы любой царь любого народа – ему талантов не хватило, в отличие даже от Гитлера.
А это уже из эмигрантской книги Виктора Некрасова:
«Н-да… я-то хорошо помню, когда „это“ началось. Очень хорошо. В 1946 году еще. Когда Сталин руками и устами спившегося алкаша Жданова нанес первый после войны удар по литературе. Зощенко был назван тогда пошляком и подонком литературы, Ахматова блудницей и монахиней, у которой блуд смешан с молитвой, и оба они, и он, и она, не желающие идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе… С этого все и началось… Постановление ЦК от 14 августа 1946 года, доклад Жданова на эту же тему и покаянная статья редакции „Знамени“ напечатаны были в том самом, десятом, номере журнала, где и мои „Окопы“, называвшиеся тогда „Сталинградом“, вторая их часть… Вот так, не успел я вылупиться, как сразу же окунули в дерьмо… Ну и что? Возмущался, кипел, протестовал? Да, и возмущался, и кипел – за поллитрой, с друзьями, – но будучи секретарем парторганизации издательства „Радяньске мистецтво“ провел все же по указанию райкома собрание на эту тему. Длилось оно, правда, полторы минуты (Володя Мельник хронометрировал!), в детали не вдавался, сказал только: „Все вы, товарищи, знакомы с последним постановлением ЦК ВКП(б) и, конечно же, как настоящие коммунисты, примете его к сведению и исполнению“, на этом собрание закруглил, все разошлись, но собрание все же провел. И соответствующую реляцию отправил в райком».
15.03.50 г. Ленинград.
Индейцы прятались в вигвам, И у слонов тряслись поджилки, Когда Земля, треща по швам, Рождала в муках Прижкофилки. Под ветра свист и плески луж Юпитер взял его с подстилки, Взглянул и имя рек: Ваюж! – Ваюж! – воскликнул Прижкофилки. С корнями вырвав старый клен И растерев его в опилки, Пошел, беспечен и силен, Бродить по свету Прижкофилки. Шли годы, отрок возмужал, Поднакопил умишки, силки, И славу громкую стяжал Четырехглавый Прижкофилки. Раз брел он полем через рожь И встал в раздумье на развилке. «Пойдешь направо – пропадешь!» — Прочел на камне Прижкофилки. «Поедешь прямо – сгинешь тож: Сиречь убьют тебя громилки». Волнует ветер в поле рожь. Стоит шарагой Прижкофилки. «Налево ж, – надпись говорит, — В пивной готовят бак горилки И от зари и до зари Ждут осьминога Прижкофилки». Возликовал тогда Ваюж И побежал что было силки…«Ваюж» – первые буквы имен: Виктор, Алексей, Юлий, Жорес.
«Прижкофилки» – первые слоги от фамилий: При-жимайлова, моей, Филиппова и Кирносова. Мы организовали этакую подпольную «Зеленую лампу».
Автор стихов – Алексей Кирносов.
Войну он провел в США, где его отец служил в военно-морской миссии. Кирносов знал английский, играл на рояле, очень легко писал отличные стихи и отчаянно хулиганил. Забраться в Мариинский театр по фонарному столбу – это невинная шутка, этакая проказа обаятельного шалопая. В результате из училища его вышибли первым.
Примыкал к нашему кружку и Илья Эренбург. Илья был на курс младше, но тоже писал стихи. По слухам (сам он эти слухи не особенно опровергал), Илья был племянником настоящего Ильи Эренбурга, который нам очень нравился – «Падение Парижа»? Какая-то француженка Мадлен или Жужу?…
Илья выступил с такой декларацией:
Я хочу, чтоб цемент слов был точен, Чтобы был отточен рифмы штык, Чтоб, как речь вождя, был прям и точен В душу проникающий язык. Но удача не придет случайно, Труден путь, победа нелегка… Я решил найти разгадку тайны В строгой технологии стиха.Под вождем, конечно, подразумевался Сталин. Илье ответил Жорес Прижимайлов:
Милый мой, запомни, что без чувства Виршами становятся стихи, Что основа каждого искусства — «Сердца песнь и веянье стихий». И не влезть тебе парнасской кручей, Как ты льдины в строчки ни пихай, Так что лучше ты себя не мучай Строгой технологией стиха.Илья совету друга внял, вскоре перестал мучить себя строгой стихотворной технологией и очутился в интендантском училище. На службе показал себя отличным офицером, командовал тылом одного из флотов, а недавно звонил мне, но почему-то мы не встретились.
У его критика судьба сложилась драматичнее. В одну из ночей перед окончанием второго курса из наших рядов исчезло несколько десятков человек. Это были ребята, родственники которых в разные прошлые годы были репрессированы или побывали в оккупации. Всех замели тайком, ночью, и отвезли в Первый флотский экипаж, где спороли курсантские погоны и отправили в разные захолустные дыры рядовыми. Жорес угодил в роту аэродромного обслуживания в Котлах. Его отец сел еще в 37 году, но семья упрямо надеялась на то, что тот жив и рано или поздно вернется.