Некромерон
Шрифт:
— Изумительно, — проскрежетал да Унара.
— Вам это должно быть особенно любопытно. Так вот, отставляя в сторону несомненно безумно интересный и спорный вопрос о Лже-Жиньгосуфе…
— Фантастически интересный, — стоически согласился граф.
— …упомянем, что его величество… э-ээ-э…
— Жиньгосуф Шестнадцатый, — подсказал граф.
— …отдельным вердиктом постановил считать господина Тачкилсу человеком, не лишая его неотъемлемых прав дендроида, как то: на отдельную кадку с плодородной землей на рабочем месте, на
— Удивительно, — выдавил из себя граф.
— Вы чудесный собеседник, ваше сиятельство, — наконец улыбнулся Папата. — Так вот, перейдем к сути, хотя мне и жаль, что наша плодотворная дискуссия о Лже-Жиньгосуфе не имеет развития.
— Мы ее непременно однажды разовьем, — пообещал граф, упиваясь мыслью о камере пыток в неприступной тюрьме Фойфилаше. Нет, он вовсе не собирался причинять вреда славному библиотекарю, но может же человек помечтать о чем-нибудь приятном?
— Господин Тачкилса, надо вам заметить, невзирая на то что официально как бы объявлен человеком, тем не менее обладает свойствами дендроида, — глубокомысленно поведал Папата. — А именно долгожительством и великолепной памятью. Я сейчас не рассматриваю тонкости и нюансы физиологии. Вы следите за ходом моих рассуждений?
— А как же.
— Из ныне живущих ученых только он, полагаю, имеет право всерьез рассуждать о небесспорной и яркой фигуре Галеаса Генсена. И тогда как большинство ученых, в том числе специалисты горгульского национального университета в Кисякисах, однозначно утверждают, что Генсен есть персонаж тиронгийской, а также нескольких иных мифологий, господин Тачкилса приводит уникальные факты в пользу реальности этого существа. Заметьте, существа!
Каждый миф есть одна из версий правды.
Ибо, пишет историк, хотя внешне он является человеком, никаких свидетельств его человеческого происхождения не осталось. Вам интересно, граф?
— Очень, — искренне молвил да Унара.
— Ну, во-первых, как вам покажется такой факт: в Генсена верят на разных концах земли. Примитивные народы, которые лишь недавно узнали о том, что в мире есть и иные страны, кроме их собственной, и все еще не постигли идею шарообразности земли, которую, кстати, пропагандировал в Тифантии упомянутый нами Лже-Жиньгосуф Восьмой…
— …эти народы, — подтолкнул граф забуксовавшего библиотекаря.
— Боюсь, ваше сиятельство, вас не слишком интересует Лже-Жиньгосуф, — горько молвил тот.
— Безумно интересует, но долг велит заниматься персоной Генсена.
— А-аа, — понимающе покивал библиотекарь. — Тогда что ж. Эти самые дикие варварские племена из уст в уста на протяжении огромного количества поколений передают миф о неком Хенсене, явившемся из черноты во главе армии мертвецов.
— Первый некромант мира?
— Ах, как вы проницательны, граф. Возможно. Нужно, конечно, учитывать, что среди варваров царят невежество и суеверия, но зерно истины тут есть. Обратимся к мифам и легендам Каноррской долины.
— Канорры же не существовало?! — удивился да Унара.
— Так же, как и Генсена. Господин Тачкилса настаивает на том, что, будучи еще юным несмышленым саженцем, он путешествовал в Канорру, которая была тогда могучим процветающим королевством, со своим дедом, придворным географом и картографом короля Ройгенона.
«Мамочка», — подумал граф. Но вслух не произнес. У него не было интересной версии, касающейся непроизвольного упоминания дражайшей родительницы всуе, а версию библиотекаря он знать не хотел.
— И что же Канорра? — сказал он.
— Каноррские оборотни утверждают, что королевство было уничтожено неким Генсеном Проклятым, а их нынешнее состояние также суть его происки. Они верят в то, что были некогда людьми, хоть и соглашаются, что оборотнями им нравится больше. Что вы хотите, граф, рефлексы, закрепленные поведенческими реакциями не в одном поколении.
— Изумительно!
— Да вот, скажем, если я вас стукну по колену вашим кубком, то нога у вас подскочит, а затем вы ее отдернете. Условный рефлекс.
— А если я вас после этого велю арестовать?
— А это уже приобретенный рефлекс. И в следующем поколении он, возможно, не проявится, если его не закреплять в наследниках.
— Скажите пожалуйста!
— А вот в Аздаке упоминать имя Генсена просто запрещено. Не официально, конечно, но не принято. Считается, что это принесет несчастье. По той же причине там не дают детям имя Галеас.
— Чего не скажешь о да Кассарах.
— Прошу вас, ваше сиятельство. Что же вы сравниваете ежа и трепетную лань? У их высочеств все не по-людски, да оно и понятно. Они сами не вполне люди.
— Попрошу! Вы говорите о ближайшем родственнике его величества Юлейна. Никто, конечно, не в восторге от подобного родства, но не забывайтесь, милейший.
Библиотекарь покорно закивал. Он был бы чрезвычайно удивлен, когда бы узнал, что их с графом одновременно посетила одна и та же мысль: что его величество, строго говоря, тоже все делает не по-людски. К тому же еще и не некромант.
— Вернемся к Генсену, — предложил да Унара.
— Ах, граф. Кабы я знал, отчего вы сподвиглись на такой интерес к нему, мне было бы легче выбрать нужные факты.
Но да Унара сердито поджал губы, и несчастный Папата, едва сдержав судорожный зевок, продолжил свою повесть:
— Итак, вернемся к нашим баранам. Мы, тиронгийцы, далеко не единственные в своем роде, кто может похвастать Черной башней Генсена — материальным свидетельством его существования. В разных королевствах и княжествах, в самых непохожих уголках обитаемого мира находятся подобные строения.