Некровиль
Шрифт:
Вайя Монтес открутила крышечку фляги.
– Насколько они далеко?
Тринидад призвала на стекла очков данные с кружащегося наверху конвертоплана.
– Примерно в шести километрах от нас, опережают пожар со скоростью около двадцати километров в час. Их шестнадцать.
– Значит, осталось пятнадцать-двадцать минут. – Красавица Вайя тряхнула шевелюрой и запрокинула голову, глотая галлюциногенную жидкость. Вытерла рот тыльной стороной ладони, надула губы при виде красного размазанного пятна от помады и повозила рукой о штанину камуфляжных шорт. – Иисус, Иосиф и Мария… Мне надо привести лицо в порядок.
Тринидад отошла к кромке маленького лагеря – туда, где были припаркованы багги и коротали время их мертвые
Что случится, если застрять тут в одиночку?
Умрешь. Без надежды на воскрешение. Останутся от тебя чисто объеденные кости и ухмыляющийся череп. Настоящая смерть как она есть.
Тринидад отпила из фляги – уровень мескаля понизился на три пальца.
«Гори во мне; пусть от моих чувств не останется даже шлака».
– Сеньора?
Мертвой женщине на вид было лет двадцать пять, но, если бы она продолжала жить, ей бы перевалило за девяносто. Тринидад, дитя Поколения Зеро, не боялась мертвецов, в отличие от многих, кто родился до Эпохи Воскресших.
– Да, Сула?
– Вам письмо. Пришло через прогу багги.
Что и следовало ожидать. Она никогда не бывала на жутких сборищах в честь Ночи мертвых в кафе «Конечная станция» и не собиралась туда ходить. Компания испустила дух; былые связи уже не воскресить. Тринидад даже не понимала, пробуждает ли этот факт тоску. Сула вручила ей открытку.
«Сантьяго Колумбар приглашает Тринидад Малькопуэло…»
Ветер высоких равнин трепал ее волосы, заставлял полы жакета колыхаться, а шнур от очков – петь, словно туго натянутая струна.
Тринидад была наслышана о Сантьяго Колумбаре задолго до знакомства. Возьми нонконтратисто из долины или серристо с холма – любой из них не только слышал про него, но обязан одной из лучших ночей за всю жизнь кое-каким из его веществ. Когда Перес сообщил, что неподражаемый Сантьяго Колумбар в числе участников того же причудливого маленького сборища друзей, куда входит он сам, от перспективы познакомиться-поболтать-переспать с великим виртуалисто ее как будто ударило током. В тот раз тоже была Ночь мертвых. На жарких, пыльных улицах бесновался темный карнавал.
Говорят, не стоит встречаться с писателем. Воображение Тринидад мгновенно перескочило от влажного прикосновения его губ к тыльной стороне ладони к массе его тела, навалившегося сверху: вот оно выдавливает воздух из легких, гнет ребра, ломает их, дробит ее таз, слепо совершая возвратно-поступательные движения; вот ее стройные темные ноги пытаются обхватить его могучий торс. Живая легенда оказалась слишком материальной, смертной, плотской. Сантьяго Колумбар пробудил в ней ужас.
Она призналась в своих страхах Йау-Йау, пока они сидели у камина и слушали, как муссон стучит по черепице, и адвокатесса прошептала, что Сантьяго не гетеро- не гомо- и не бисексуален, а в каком-то смысле вообще не испытывает сексуального влечения.
«Я даже не знаю, что его заводит, – сказала Йау-Йау. – Кроме самого себя. Получается, он аутосексуален».
– Ответ будет, сеньора?
Тринидад тряхнула головой: непрошенные эмоции странным образом лишили ее дара речи. Йау-Йау, Камагуэй, Туссен и да, Сантьяго; ни один из них не понимал. Тринидад не хотела отправляться в некровиль, потому что боялась встретить там Переса. Это был парадоксальный, обоюдоострый страх. Она боялась, что он по-прежнему ее любит даже после смерти, но одновременно – что любовь умерла вместе с ним; что она всего лишь тень по ту сторону полупрозрачной крышки резервуара Иисуса, и что где-то среди многоквартирных домов, трущоб и cabanas [27] он отыскал новых, более странных возлюбленных.
27
Cabanas – хижины (исп.).
Ударная волна от последнего прохода конвертопланов рывком вернула ее к настоящему моменту, месту и внутрь самой себя. На фоне дыма появилась желтая завеса пыли: бегущие пахицефалозавры. Охотничий отряд приготовился. Мертвые водители встрепенулись. Моторы багги сперва взревели, а потом перешли на тихий, коварный гул. Разметчики добычи и съемщики шкур, нанятые в окрестных городках, побежали к грузовикам, которые следовали за охотниками. Нонконтратистос – бедные, как церковные мыши; новый низший слой общества, утративший все привилегии из-за экономики, основанной на труде воскрешенных. Мертвым и то лучше, твердили нонконтратистос, но не спешили проверить на собственной шкуре, насколько.
Охотники зарядили пулеметы и проверили, как слушаются вертлюги. Защелкнулись ремни безопасности. Все надели бронированные шлемы и подсоединили интерфейсы к компьютерам-наводчикам. Внутри каждого забрала вспыхнули проверочные символы.
– Я тут, Тринидад!
– Привет, Тринидад!
– Подстрелишь одного, Тринидад?
– Всади в кого-нибудь иголку вместо меня, Тринидад!
– Люблю тебя, Тринидад.
– Вечером отпразднуем, Тринидад!
Томас, Бенни, Пилар, Севриано, Эдж, Альбукерке, Белисарио и Вайя выстроились в шеренгу; водители ждали приказа старшего охотника Севриано, чтобы ринуться в бой.
Легким движением руки Тринидад переключила новейшую модель охотничьего обмундирования из режима цветистого болеро в режим пыли и ржавчины высоких равнин. Блеск цепей и металла. Щелк: магазин. Клац: ремни безопасности. Щелк: надеть шлем, запустить системы. Орудие на магнитном лафете скользило, как по маслу. Сула заняла водительское место, и по ее приказу двигатели начали рычать и ворчать.
– За дело.
Багги выдвинулись в путь. Кто-то без единого микрограмма иронии в душе закидал огонь землей. Фронт охоты расширился, образовав убийственную цепь длиной восемь километров. Девять пар параллельных следов шин веером разошлись от отпечатков ботинок и россыпи биоразлагаемых упаковок из-под «Маргариты 4-к-1». Тринидад заняла место на юго-западном конце цепи; Вайя, ее ближайшая соседка, ехала в полукилометре к северу. Девять пылевых шлейфов приближались к линии пожара. Пахицефалозавры находились между багги и пламенем. Дальность стрельбы – три километра, цель неподвижна. Тринидад представила себе, как громадные самцы поднимают головы, увенчанные синими выростами-таранами, и чуют в воздухе химические сигнатуры немыслимых врагов. Орудие Вайи заблестело, словно гелиограф [28] , передающий сигналы: соседка проверяла секторы обстрела.
28
Гелиограф – разновидность оптического телеграфа.