Нелюди Великой Реки. Полуэльф-2
Шрифт:
А пафоса-то, пафоса…
— И чего тут непонятного? — ядовито поинтересовался эльф. — Ясно же все: мы окажем помощь нашим братьям из Закатной пущи, наша «помощь» принесет «великую победу»! А тверским — поражение. Их трупы будут терзать птицы-падальщики, их жены будут оплакивать мужей!
— Разбежался! — Не прервать разглагольствований этого болтуна было выше моих сил. — Это ярославская армия пришла на помощь тверичам. Уже! Флот, артиллерия, дирижабли. Это не ваши «энфилды». Это их победа, а не ваша! И это ваши трупы будет клевать воронье…
— Не говори глупостей! — Красавчик-эльф был
Стоящие рядом с красавчиком эльфы закивали, стали поддакивать. Сейчас, лизоблюды, я вам покажу!
— Я слышу голос! И голос в моих видениях голосистее твоего! — А я и не вру ни на вот столечко. Виталя ко мне по ночам в сонных видениях приходит? Приходит. Болтает? Еще как, заткнуть не могу! Так чего бы не посчитать его голос — Голосом?
— Что он говорит? — Высокомерие эльфа читалось во всем: в повороте головы, в том, как слегка приподнялось его правое плечо, в скривившихся губах, в изящных длинных пальцах, которыми он обхватил локти. — Какой голос?
— Врет, конечно… — Эльфы едва не светились от радости. — Но это легко проверить. Ты знаешь, как это делается, Эйлеворн!
Этот парень с именем, начинающимся с междометия, кивнул, а затем без лишних церемоний протянул мне руку, притягивая к себе поближе, сосредотачиваясь и морща лицо. Я так засмотрелся на гримасы, превращающие точеные черты его лица в оскал хищного зверя, что пропустил момент, когда он неожиданно приложил свой лоб к моему. И отпрянул, закрыв лицо руками, визжа не хуже собаки, которой переехали лапу.
— Не врет! — Голоса эльфов, мелодичные по определению, были похожи на звуки расстроенного фортепиано. И чуть-чуть на возмущенное мяуканье. Ага! Это Арквейн держит за шею разъяренного котенка-черныша, не давая ему броситься на сородичей. В смысле на эльфов — не на котов. И когда успел пробраться сюда, Маленький-Черненький?
— Ясен перец, не вру! — Я расправил плечи и продолжил: — И мой голос говорит вам: идите к себе в Пущу, найдите себе жен, делайте детей, и пока ваш второй ребенок не достигнет брачного возраста, сидите там и не высовывайтесь! Ясно? Исполняйте!
Когда эльфы, почтительно распрощавшись с нами, исчезли в ночи, Маленький-Черненький свернулся клубком и удрых на коленях Арквейн, а я тихим шепотом объяснял слегка испуганной Арквейн, что мой голос — это не то чтобы Голос, а так, голос… С его помощью я могу не только принимать судьбоносные для глупеньких и таких воинственных эльфов решения, но и читать стихи. Про любовь! И даже петь песни. И голос мой имеет дивное имя — Драматический Тенор. В минуты страсти — Лирический Тенор, вот как сейчас. Арквейн шепотом же хихикала, требовала говорить тише: «Кота разбудишь!» — и заверяла меня, что если я еще раз покушусь на «глупости», вот как сейчас, то мой голос станет дискантом. Возможно, на всю оставшуюся жизнь…
Такая вот загадочная девушка. Совсем не уважает мудрых традиций своего народа, велящих слушать Голос… А что вы хотите — воспитанием девчонки больше Тимохин занимался, чем отец родной, заговорщик хренов…
Виталя сидел за лабораторным столом, помешивая соломинкой в узкой и длинной мензурке. Я заметил только выведенный на ней черным маркером серийный номер, трехзначный, кажется. Странно, у всего казенного оборудования Академии номера побольше: номер отдела или лаборатории, номер серии, номер объекта. Двенадцатизначный получается… В мензурке тяжело колыхалась какая-то жидкость ядовито-зеленого цвета, явно алкоголесодержащая, судя по тому как маслянисто поблескивали глаза оборотня.
— Выпьешь, Корнеев? — Он был как-то неестественно весел, скорее даже навеселе. Пьяным оборотня я еще не видел и что-то сомневался, что это такое зрелище, на которое вообще стоит смотреть. Так что на всякий случай я отказался.
— А я выпью! Выпью за консенсус! За взаимопонимание, паритет и толерантность! И взаимовыгодное сотрудничество! Процесс-то пошел! — С этими словами Стрекалов молодецки хряпнул мензурку.
— Ух ты-ы! — Виталя хватал ртом воздух, вокруг него, казалось, сгустились тени. — Хорошо пошла! Так, значит, признал, что мой голос реален?
— Чего надо, Стрекалов? — Будет он мне тут допрос устраивать!
— Ты, Корнеев, как будто и не рад! А воспользовался ведь моей помощью, когда прижало!
— Никакой твоей помощи не было! — решил я стоять на своем. — Я к тебе за помощью не обращался и ничего у тебя не просил!
— А ты попроси! — Хорошему настроению Витали можно было только позавидовать, мое же портилось на глазах. — А я тебе помогу! Все вопросы твои порешаю, все проблемы сниму! Будем жить-поживать, добра наживать! Душа в душу! И предупрежу, когда опасность появится, и беду отведу! Ты, главное, советоваться со мной не забывай. Сперва во снах приходить буду, как сейчас, потом придумаем, как в реале общаться!
— Так ты, значит, от опасностей меня защитишь?
— Ага! — Стрекалов жизнерадостно заржал, мензурка вновь оказалась наполненной.
— Как же ты меня защитишь, если себя — не можешь? — С этими словами я наподдал ногой по руке Витали, сжимающей «чашу». И как раз он ее ко рту подносил. Зеленые брызги, оказавшись на роже Стрекалова, зашипели, как горячее масло, оборотень взвыл и схватился за лицо руками. Надеюсь, и в глаза попало. Кислоту он, что ли, пил?..
Или надо было спросить его, чего он такой умный, если он такой мертвый?
Арквейн с утра напоила чаем с двумя песочными печенюшками, но к воротам провожать отказалась решительно. Суеверной оказалась. И завтраком не накормила: не научила ее мать, что мужика после проведенной вместе ночи кормить надо, а собственных шишек она набить не успела… Узнаю эльфийскую семейку, пусть и нестандартную: все витают в облаках, всем на все плевать. У пришлых тоже такое встречается, но чаще если семья неполная… А у меня духу не хватило в чем-то упрекать девчонку: очень уж лучились ее глаза. Котенок, кстати, так и лежал на ее шее черненькой, припорошенной снегом горжеткой и урчал как паровоз.