Немая девочка
Шрифт:
– Да, ужасная трагедия, но кому-то нужно видеть глобальную картину, и этот кто-то, к сожалению, я, – упорствовала Пийя, не отводя взгляда. – Можете думать об этом что угодно, но это так.
Эрик сознавал, что жена опять слегка переборщила, но все-таки чувствовал, что должен поддержать ее.
– Пийя работала не покладая рук, чтобы муниципалитет выглядел современно и привлекательно. Она просто боится, что все это рухнет, – сказал он.
Торкель посмотрел на пару по другую сторону стола. Оба испытывают давление – по разным причинам. Он – потому что только что получил должность, и ему требуется все сделать
– СМИ будут какое-то время фокусироваться только на ужасном происшествии, – сказал он чуть помягче. – Так уж они устроены. Никому из нас этого не изменить.
– Я это понимаю, – отозвалась Пийя тоже немного спокойнее. – Но поэтому было так глупо отпускать Седера. Разве виновник не он?
Торкель набрал в грудь побольше воздуха. Хотя конфликт частично сгладился, в будущем он однозначно будет избегать ланчей в компании Пийи.
– Этого мы не знаем, – с некоторой усталостью ответил он. – Прокурор сочла доказательства недостаточными для того, чтобы его удерживать. У меня может быть собственная точка зрения по этому поводу. У вас тоже. Но таков порядок. Наша работа заключается в том, чтобы находить доказательства, а пока нам этого сделать не удалось.
Торкель взял вилку и снова принялся за еду.
– Когда же вы их найдете? – услышал он ее вопрос и решил завершить разговор, окончательно и бесповоротно.
– Я не могу обсуждать ведущееся расследование с посторонними, и если у вас нет других тем для разговора, я предлагаю всем занять рот едой, – проговорил он и почти демонстративно склонился к своей тарелке.
Пийя замолчала.
Эрик почувствовал укол угрызений совести, но не мог не испытывать маленького удовлетворения. Он любил жену, однако ему редко доводилось видеть ее столь молчаливой. В прошлый раз это случилось, когда ее не выдвинули кандидатом в руководство партии.
Уже три года назад.
Следовательно, такое происходило не особенно часто.
В приезде Госкомиссии обнаружились дополнительные преимущества.
Себастиан стоял в дверях их маленькой комнаты и наблюдал за Ваньей. Ей, несомненно, требовалось подумать о чем-нибудь другом, а она сидела, ожесточенно просматривая выписки из свидетельских допросов Седера.
– Пойдем, – сказал он, шагнул внутрь и осторожно положил руку ей на плечо. Ванья с раздражением сбросила ее.
– Мне правда нужно в этом разобраться…
– Ты ничего не упустила, – проговорил Себастиан с твердым намерением не сдаваться. – Пойдем лучше прогуляемся.
Ванья подняла взгляд, в котором читалось все, кроме заинтересованности.
– Я знаю, что ты пытаешься сделать. Но это пройдет само, если только меня ненадолго оставят в покое.
Себастиан улыбнулся ей. Ему нравилось, когда она вела себя как подросток. Вероятно, в ее окружении это нравится не всем, но он ведь ее отец. Отцы упрашивают.
– Ну давай глотнем немножко свежего воздуха.
Ванья вздохнула, но, к его радости, встала.
– Ладно, но ключевое слово «немножко».
Они пошли через здание полиции. Чувствовалась несомненная разница с их рабочими помещениями в
– Куда ушел Торкель? – спросил Себастиан, когда они уже стояли на улице.
– Он собирался встретиться с женой Эрика, – внезапно слегка повеселев, ответила Ванья.
– Странный рабочий план.
Ванья покачала головой.
– Она не только его жена, но и председатель правления муниципалитета. Поэтому она, вероятно, посчитала, что заслуживает собственного брифинга.
Себастиан улыбнулся и даже слегка посочувствовал Торкелю. Он никому бы не пожелал разборок с супругами-политиками. Политическая игра при приезде Госкомиссии затруднительна уже сама по себе, особенно в небольших городках. Так что председатель муниципалитета, которая делит постель с местным ответственным за расследование, может оказаться испытанием не из легких. Вообще, складывалось впечатление, что положение с подобным урегулированием кризисных ситуаций с каждым годом усугубляется. Иногда казалось, будто работа Госкомиссии все больше и больше заключается в том, чтобы разбираться с политиками, властями и СМИ, и все меньше и меньше – в расследовании преступлений, которые им полагалось раскрыть.
– Что ты думаешь о Седере? – спросила Ванья, прервав его размышления. Себастиан вернулся к ней. Она, по крайней мере, чуть-чуть повеселела. Уже что-то.
– Он что-то скрывает, но семью расстрелял не он, – ответил он решительно.
Ванья, похоже, согласилась.
– Я не понимаю, почему Окерблад его отпустила. Что произошло бы, если бы он еще немного посидел?
У Себастиана вдруг возникла идея.
– Вместо того чтобы стоять тут и сетовать на прокуроршу-идиотку, давай лучше кое-что предпримем.
– Что же? Опять допросим его? Забрать сюда мы его не можем. У нас нет никаких новых данных.
– Особым умом он не отличается, поэтому, возможно, сразу по приезде домой что-нибудь придумает.
– Например?
– Не знаю. Но мы оба считаем, что он что-то скрывает. Возможно, он что-нибудь по этому поводу предпримет. Что-нибудь, достойное нашего внимания.
Ванья широко улыбнулась. Она, похоже, поняла, что он имеет в виду, и усмотрела в его предложении определенный юмор.
– Ты хочешь сказать, что нам надо последить за ним? – Казалось, Ванья с трудом сдерживает смех. – Нам с тобой?
Себастиан оживленно закивал.
– Ты когда-нибудь следил за кем-нибудь? – скептически спросила Ванья. – Ты ведь скорее из тех, кто подключается потом и загребает славу, – добавила она и попала в точку.
Он посмотрел на нее честным взглядом.
– Все когда-то бывает впервые, не так ли?
Они одолжили одну из машин полиции Турсбю без полицейской символики и поехали через городок в западную сторону, пересекли дорогу Е16 и продолжили путь на северо-запад. Вскоре их уже окружали лес и луга. Причем последних было больше, что плохо соответствовало выражению «бескрайние леса Вермланда». По крайней мере, так выглядели окрестности вдоль дороги Эстмарксвэген. Они пересекли озеро Чилен, и в местечке Родум Себастиану показалось, что Ванья начала столь же усиленно смотреть на навигатор, как на дорогу.