Немецкие гренадеры. Воспоминания генерала СС. 1939-1945
Шрифт:
В докладах вермахту такие действия обозначались как «внезапный удар», но этот «внезапный удар» был далеко не детищем порыва или идеей какого-нибудь бесшабашного командира. Нет! «Внезапный удар» был в большинстве случаев заблаговременно запланированной ответственным командиром операцией. Такой командир владел обстановкой и горел желанием добиться большого успеха благодаря хладнокровному планированию, бесстрашию и отваге, быстрым действиям.
Необходимым условием для такого рода боевых действий были, помимо военных способностей, выдающиеся человеческие качества. Командир должен пользоваться абсолютным доверием солдат и быть в истинном смысле слова боевым лидером своего подразделения или части. Приказ нанести «внезапный удар» не может быть отдан сверху! У Генерального штаба нет возможности отдавать команды на «фактическом
Нередко молниеносная операция кажется безрассудством со стороны командира, которому сопутствует удача, но у реальности есть другая сторона. Такой командир буквально ставит себя на место противника. Ему известны неудачи и провалы, которые терпит противник. Ему знакомо физическое и душевное напряжение, которое испытывает противник; он хорошо знает его сильные и слабые стороны. Он не полагается на донесения разведки вышестоящих инстанций. Они дают только общую обстановку и расстановку сил в текущей операции, и ни на йоту больше. Боевой командир вырабатывает свою собственную оценку ситуации. Из тысяч обрывков информации у него складывается представление о противнике. Он может читать оперативную обстановку на местности как книгу. В нем пробуждаются глубоко спрятанные инстинкты охотника и воина. Такой командир видит и чувствует врага. Лица пленных открывают для него больше, чем страницы допросов. Боевой командир – не только офицер-начальник, но человек, который руководит своим примером! Его воля – это воля его солдат. Он черпает свою силу в своих гренадерах, которые верят в него и пойдут за ним даже в ад.
На горизонте уже можно было различить очертания Херсона. Над Днепром высились элеваторы с зерном. Западный район города изобиловал высокими трубами заводов. Перед нами высились тенистые, манящие к себе деревья. Нас обжигало палящее солнце. Мы мечтали о воде и тени в городе.
В нескольких километрах от Херсона я долго стоял на бронемашине и осматривал раскинувшийся перед глазами город. По Днепру, который протекал здесь с востока на запад, наблюдалось оживленное движение судов, взад-вперед сновали канонерские лодки. Большие паровые паромы лениво тянулись к дальнему берегу, освобождались там от своего груза и возвращались в Херсон. До города, казалось, было рукой подать. Он соблазнял, он манил к себе и, казалось, смеялся над моей нерешительностью. Ротные офицеры смотрели на меня выжидающе. По лицу артиллериста было видно, что он уже определил позиции, с которых будет осуществляться огневая поддержка наступления батальона. В это время мои солдаты опять сидели в помидорных полях и с удовольствием ели чудесные плоды. Я позавидовал их беззаботности.
Я закурил еще одну сигарету, пуская дым в дрожащий воздух. Я чувствовал себя абсолютно уверенным в себе, и у меня не было никаких дурных предчувствий в том, что огромный город может нас поглотить. Мое решение было твердым. Город должен был пасть под внезапным ударом. Русские ожидали атаки с северо-запада от Николаева. На этом направлении они и подготовили свою оборону. Именно там находилась готовая к атаке дивизия «Лейбштандарт». (Еще одна причина для прорыва в Херсон с «черного хода».) Мы поехали к городу по проселочной дороге вдоль Днепра и с ходу смяли роту красноармейцев, возводившую заграждение в предместьях города. От неожиданности солдаты Красной армии забыли поменять лопаты на оружие. Но вот перед нами выросли современные многоэтажные здания. Вражеский пулемет взбил землю вокруг. Бой за Херсон начался.
Гауптштурмфюрер СС Эрих коснулся указательным пальцем своей стальной каски, крикнул «Пошел!» головному отделению и на полном ходу понесся через широкую площадь. Он исчез за широкой улицей, ведущей к центру Херсона. Взвод последовал за своим лидером. Бронемашины простреливали из своих 20-мм орудий пространство перед домами. Глухие взрывы ручных гранат свидетельствовали о том, что завязался ближний бой. Я последовал за передовым взводом и неожиданно опять оказался у Днепра. Дорога извивалась как змея, проходя через старый район крепостей. С юго-восточного берега реки русская артиллерия начала интенсивный обстрел дороги. Советские моряки сражались с яростью диких кошек. Огонь заставил нас покинуть машины и продолжить бой в пешем боевом порядке.
Ряд домов укрывал нас от обзора с восточного берега реки. Плотно прижимаясь к стенам, мы сражались за каждый дом по обеим сторонам улицы. Эрих дрался как лев; этот воин-блондин из Шлезвиг-Гольштейна ревел, прыгал от прохода к проходу, задавая темп атаке. Пулеметный огонь высекал искры с тротуара. Атака остановилась. Пулеметный огонь был почти непреодолимым препятствием для головных подразделений.
Но для Эриха остановки не было. Он знал, что мы должны были достигнуть порта, чтобы помешать советским войскам организовать оборону. Эрих лежал в нескольких шагах, крепко держа автомат в своих сильных руках, ноги подтянуты к телу. Закинув каску назад, он скомандовал: «Первый взвод выдвигается, пересекает дорогу. Приготовиться. Пошел!» Я видел, как молодые солдаты вскочили, стремительно понеслись через улицу и упали на тротуар так, будто их подкосила очередь. Их согласованный рывок обманул вражеского пулеметчика; вскоре он уже больше не стрелял.
Мы достигли маленькой площади. Моряки заняли позицию среди декоративных кустов и пытались остановить наше наступление. Совершая бросок, я вдруг увидел, как Эрих упал на мостовую. Автомат с металлическим звоном упал на асфальт. Эрих согнулся, его руки искали, за что ухватиться. Он скреб руками по земле. Гренадеры подтащили своего командира взвода к стене дома и криком позвали санитаров. Пуля раскроила Эриху череп. Я хотел сказать несколько слов и пожать ему руку, но он уже больше ничего не слышал; это был его последний бой. Еще через два дня, после того как продиктовал письмо своей жене, он навсегда закрыл глаза. В лице Эриха рота потеряла одного из своих лучших унтер– офицеров, а я потерял одного их своих самых верных солдат.
Бой становился ожесточеннее. По улице били русские орудия. Горели склады горючего. Высоко в воздух клубами повалил густой дым, от взрывов все взлетало вверх. Желая найти укрытие на простреливаемой улице, я всей тяжестью тела навалился на какие-то ворота, но они были на засове. Пули били по тротуару и с визгом рикошетировали. Я подумал, что игра окончена, и побежал по улице, обстреливаемый моряками. Мне показалось, что укрытием будет киоск. Но пули расщепляли его тонкие деревянные стенки, и от пулеметных очередей киоск разлетелся на куски. Бензопила не смогла бы сделать этого лучше. Плотно прижавшись к земле, я ожидал окончания перестрелки между советскими солдатами и солдатами моего 1-го взвода. Опять я был между двух позиций. Через несколько минут ситуация разрядилась, и наступление на порт продолжилось.
Советские войска отошли в район порта. Два больших парома, находившиеся на пристани, подбирали спасавшихся бегством. Мы подбирались все ближе. Со свистом падавшие минометные мины создавали помеху нашему быстрому продвижению к порту, но нас было уже не остановить. Улица за улицей, дом за домом переходили в наши руки. Подбитые гвоздями с широкими шляпками, наши сапоги звонко стучали по тротуару этого стратегически важного города на Днепре.
Наши пулеметы били по причалу. Они не относились к тяжелому виду оружия, но эффект от их стрельбы был убийственный. Не обращая внимания на все еще бежавших к ним людей, суда отчалили и направились к юго-восточному берегу. В то время как паромы тяжело и неуклюже отходили от пристани, люди цеплялись за борта судов, вися как виноградные гроздья. В воздух летели бочки с маслом и горючим, а охваченные огнем люди прыгали навстречу своей смерти, исчезая в потоке сильного течения реки.
Некоторые русские выходили из этого ада в слезах, некоторые искали спасения, бросаясь в Днепр. Тягач с 88-мм зенитной пушкой прошел через густой дым от горящих бочек и занял удобную огневую позицию. Едва орудие было приведено в боевое положение, как первый снаряд вырвался из ствола и разорвался в носовой части одного из больших паромов. Пушка стояла под градом огня на самом виду у русских артиллеристов. Боеприпасы, машины и горючее, оставленное сзади, горели и взрывались, обломки со свистом носились вокруг пушки, одиноко стоявшей на пристани. Брошенные лошади, не зная, куда деваться, и прыгая наугад, попадали, захлебываясь, в коричневатый быстрый поток. Большая баржа дрейфовала, никем не управляемая, к берегу и села на мель. Русские солдаты пытались вплавь добраться до спасительного берега. Лишь немногим удался побег; большинство из них были унесены течением в море.