Немецкие субмарины в бою. Воспоминания участников боевых действий. 1939-1945
Шрифт:
«Командиры подводных лодок, не подвергая опасности собственные корабли, должны принимать все меры для спасения членов команды потопленного судна. Пассажирские суда, как и впредь, атаковать запрещено, независимо от того, вооружены они или нет».
17 октября на все лодки ушла радиограмма:
«Ввиду того что во всех случаях следует ожидать попыток тарана или аналогичных агрессивных действий, подводным лодкам разрешается применять любые имеющиеся в их распоряжении средства против торговых судов, вооруженных или нет, которые определенно принадлежат противнику».
Потом пал еще один
Прошел еще примерно год, прежде чем под давлением все возраставшей жестокости, ярости и упорства с обеих сторон были сметены последние ограничительные барьеры.
Часть вторая
1940 ГОД
Глава 3
ПОДВИГИ МИННОЙ ВОЙНЫ. НЕЗАМЕТНЫЙ ГЕРОИЗМ
Оперативная сводка. Весна
В течение первых месяцев года на первом плане у подводных лодок стояла трудная задача по постановке мин. Большей частью эти операции представляли собой шедевр навигационного искусства и тихого героизма, которые не удостаивались наград и не сопровождались прямыми и видимыми свидетельствами успехов. Но всякая поставленная мина означала, что на морских коммуникациях снабжения добавлено новое препятствие к числу тех, которые задерживали, а иногда и останавливали деятельность коммуникаций на несколько дней. А каждый день означал потерю многих тонн драгоценных грузов.
Лед на Эльбе и паковые льды в Северном море ничуть не облегчали работу «папочки» Шультце, по-прежнему командира «U-48» когда он направился ставить мины в непосредственной близости у британского порта Портленда. В тот суровый февраль он оделся как на Северный полюс. На голове у него была гигантская меховая шапка, придававшая ему вид доброго папаши. В таком наряде он никак не походил на тех командиров с обветренными гранитными лицами, каких зрители привыкли видеть в официозных киножурналах или иллюстрированных изданиях. Он скорее напоминал состоятельного помещика откуда-нибудь из Померании, у которого вполне хватает денег, чтобы позволить себе дорогое удовольствие попутешествовать на подводной лодке.
Неизвестно, за что его прозвали «Фатти» — «папочкой». Нельзя сказать, чтобы он сильно цеплялся за букву устава. Команду притягивало к нему обаяние его личности. Шультце был трезвенником, и тот факт, что он недавно позволил себе на мостике «U-48» выпить шнапса с огорченным и потрясенным капитаном потопленного им сухогруза, стал предметом всестороннего и разноречивого обсуждения на лодке в течение остатка вечера.
Как все моряки, часто выходящие в море, он был фантастически суеверен — не меньше колдуна из самого темного уголка Африки. Например, на лодке существовало неписаное правило держать в открытом море курс, делящийся на счастливое число семь. У рулевых имелось строгое указание при получении приказа с мостика на изменение курса сообразить, делится ли число на семь, и выбрать ближайшее значение, кратное семи.
Эта
— Курс двести двадцать семь! — скомандовал Бляйхродт с мостика.
— Есть двести двадцать семь! Двести двадцать четыре на румбе! — ответил рулевой.
— Внизу! Внимательнее! Я сказал двести двадцать семь.
— Есть двести двадцать семь! Двести двадцать четыре на румбе!
Бляйхродт, пришедший на лодку с торгового флота и потому считавший священным держать курс, указанный с мостика, почувствовал, как у него кровь закипает в жилах. Усилием воли он сдержал себя.
— Дорогой и бесценный рулевой, я сказал двести двадцать семь. И если я говорю двести двадцать семь, я, черт возьми, имею в виду двести двадцать семь. Ясно?
Тут вмешался опытный старшина и объяснил командиру, что в открытом море «U-48» с незапамятных времен всегда держит курс, кратный семи. И Бляйхродт, хороший моряк, сообразил, что раз уж так заведено, то не стоит ломать традиции…
Это о причудах «папочки» Шультце, который сейчас держал курс на Портленд, на постановку мин.
Незадолго до точки назначения Шультце решил лечь на грунт, чтобы уже ночью лучше ознакомиться с британским минным полем и прозондировать его. Ему повезло: ночь оказалась чернее дегтя. Военно-морская разведка почти все сообщила ему об этом минном поле, оставалось только найти вход и выход из него. Это заняло несколько часов — монотонной рутины, состоявшей из выверки по карте, зондирования и снова обращения к карте.
Люди в лодке чувствовали себя сидящими на бочке с порохом. Все хорошо знали эти невинные свинцовые рожки детонаторов, делавшие мины похожими на рогатого дьявола. Достаточно легкого прикосновения — и первым классом на небо без обратного билета. Однако все прошло по плану, в вахтенном журнале появилась лаконичная запись: «Задание выполнено. 03.38 начата постановка. 04.45 постановка закончена». После этого «U-48» могла начинать охоту торпедами.
Первой жертвой стал голландский «Бургердийк» водоизмещением в 6853 тонны, шедший из Нью-Йорка. Голландского капитана взяли на борт «U-48», где он позже сказал, что по инструкциям владельцев судна он шел в британский порт. По просьбе Шультце перед потоплением с «Бургердийка» была направлена радиограмма о том, что судно тонет, налетев на скалы к югу от Бишоп-Рок. С того конца пришло подтверждение в получении радиограммы и было выражено сожаление, что она лишена подробностей. Естественно, подробности были занесены в вахтенный журнал Шультце.
Через пять дней был пущен на дно британский рефрижератор «Султан Стар» водоизмещением 12 306 тонн, крупнейшее судно компании «Блю Стар Лайн». Оно шло, имея на борту мясо и сливочное масло, которых Британии хватило бы на трехдневный рацион.
Морские рефрижераторы — суда особой категории. Их постройка занимает больше времени, чем обычных грузовых судов, и они имели жизненно важное значение для Британских островов. Потеря судна «Султан Стар» пробила большую брешь в британской системе снабжения.