Немного страха в холодной воде
Шрифт:
А ведь, по совести сказать, за что? За то, что слишком свое добро берег?
Так эдак каждый тут живет. За шелудивого барана соседу нос сломает…
Но ведь сломает, не убьет…
Все мозги высушила баба Надя, пока решала, что тут главное? Прикидывала, как отразится на Матрене расследование московской родственницы… Не проклянет ли Мотя? Не осерчает?..
Ведь нелегко жить рядом с человеком, переживающим такую драму. Матрена добрая душа. Пожалуй, изведется.
И остальные парамоновцы… Как будут проходить их тихие зимние вечера под перестук бочонков лото? Прекратятся? Запрется
Эх, жизнь! Чуть от огорчения умом не тронулась Надежда Прохоровна!
Но хорошо, что не сдалась. Заставила себя отставить все печали, задуматься еще разок.
Посмотрела внимательно-внимательно на последнюю фотографию Федора, что, по словам Суворова, тот заснимал, уже падая навзничь, и увидела: слабый сероватый отсвет фотовспышки очертил угол сарая, к которому прибиты клетки. И угол этот — почти вертикальным был.
Ошибся Карпыч! Не он падал, меняя ракурс фотоснимка, а поселковый сторож уже на спину заваливался! Угол сарая придал фотографии определенность по вертикали и горизонтали, попозже привязалась и едва заметная серебристая полоска — туманно блеснул под яркой вспышкой новехонький железный желоб для дождевой воды, что Суворов на старую баньку приделал. Он тоже ракурс подтвердил…
И вот тогда уже побежала Надежда Прохоровна разыскивать возле поленницы, на которую Федор рухнул, некий возможный округлый предмет, что под ногу ему попался на бегу.
Нашла. Короткую толстую ветку осины со следами земли на гладкой коре. Конец деревяшки глубоко прочертил землю, сантиметров двадцать протащился по траве и оставил такой говорящий след, что никаких сомнений не осталось: убегая, Федор наступил на круглую палку, нога уехала вперед, а Мухин, потеряв равновесие, со всего размаха плюхнулся в дрова.
Там его спину и поджидало расщепленное бревно бывшего дома с двумя острейшими коваными гвоздями.
Осиновую палку и отметины на земле и траве Надежда Прохоровна прикрыла капустными листьями как главное доказательство правдивости и невиновности свидетеля Карпыча и теперь, услышав вкрадчивый вопрос Гаврилова, снимала эти листья с доказательств.
— Вот, посмотрите на эту палку от осины… Видите? Кора немного содрана, испачкана землей… Вот тут остался след — палка проехала вперед, оставив глубокую борозду… Посмотрите на фотографии — Федор падает еще в чистой юбки, а позже я вам покажу бурьян, в который он уже испачканную одежду по дороге отсюда выбросил…
Генерал, нахмурившись, сравнивал фотографию с местностью (прокурорский следователь делал то же самое из-за его плеча), послушно глядел на борозду в траве…
— Ну что ж, Родион Евгеньевич, несчастный случай? — сказал в итоге. — Если, конечно, на обуви погибшего найдут частицы осиновой коры…
Надежда Прохоровна задержала дыхание, насторожилась, но все тревоги развеял довольный возглас Карпыча:
— Конечно найдут, товарищ генерал! Если Надежда Прохоровна сказала — на коряге Федька поскользнулся, так оно и было!
Самым удивительным во всех событиях этого дня было то, что Фельдмаршал ни черта не понял! Таращил на высокое начальство
Еще полчаса назад Надежде Прохоровне, по правде говоря, хотелось Карпыча как следует по шее треснуть — наделал неугомонный кроликовод делов! Не сиделось ему спокойно.
Но, видя искреннюю радость почтальона, решила его простить.
Не за себя, конечно, а за испуг Матрены, что вызвал Фельдмаршал, когда в ее дом за старыми письмами пробрался. Едва сегодня утром Алешка прочитал бабушке по телефону письмо, Надежда Прохоровна поняла, что и последняя загадка с обыском дома золовки разрешилась: неугомонный Карпыч устал уговаривать Матрену написать письмо невестке, тайком пробрался в ее дом и разыскал в стопочке бумаг и писем какое-то послание с обратным адресом Надежды Губкиной.
Но поскольку злоумышленником Карпыч был неопытным, на торчащую из секретера тесемку внимания конечно же не обратил.
Баламут. Наворотил непоняток выше крыши! И подписался-то в «анонимке» как витиевато и туманно: «Озабоченная общественность деревни Парамоново».
Право слово — баламут озабоченный!
Генерал поглядел на радостного хозяина огорода, понятливо хмыкнул и сделал свите едва заметный знак разойтись. Подошел к Надежде Прохоровне, спросил тихонько:
— Вы что — ничего ему не сказали?
— А зачем? — пожала плечами бабушка. — Сергей Карпович человек не молодой, зачем ему нервы трепать? Ведь сразу видно — НЕ ВИНОВЕН. Так?
Артем Давыдович покрутил опущенной головой, подумал секундочку и поднял голову, уже улыбаясь:
— Ну, как не помочь почти тезке нашего дорогого Сережи Суворина. Конечно не виновен. Тем более что он так уверен в вашей непогрешимости.
Надежда Прохоровна мысленно перекрестилась и пожелала далекому московскому сыщику крепкого здоровья и побольше таких хороших друзей, как генерал Давыдович.
— Надежда Прохоровна, — хитро прищурился милицейский начальник, — а не расскажите ли вы мне, как этой зимой для Суворина серийного убийцу поймали?.. Расскажите, очень хочется из первых уст…
— А это зависит от того, согласишься ли ты на обед остаться. — Прищурилась пытливо. — Не побрезгуешь деревенским угощением, не погнушаешься, а? Матрена уже, поди, картошечки пожарила, это у нее фирменное блюдо.
— Боялся, что не пригласите! — рассмеялся генерал. — Признаюсь честно — страсть как люблю деревенские застолья! Я ведь, Надежда Прохоровна, родом практически из этих мест… — И зычно гаркнул свите: — Пойдемте, ребята, нас на обед деревня приглашает!
У калитки Матрены Пантелеевны стоял навытяжку участковый Кузнецов в парадной белой рубашке, с выпученными глазами. По его лбу и румяным щекам струился крупный пот, на лице застыло верноподданническое и в то же время недоуменное выражение: «Ну кто же знал, что эта старуха всамделишной знаменитостью окажется?!»
Надежда Прохоровна передала генерала в гостеприимные руки Матрены Пантелеевны и прочих парамоновцев, остановилась возле боявшегося лишний раз вздохнуть участкового и грозно произнесла: