Немного женатый
Шрифт:
Не может же она и в самом деле выйти замуж за полковника Бедвина. Замуж за полковника Бедвина?! Неожиданно ее охватил смех, судорожный горький смех, она зажала рот руками, чтобы не услыхала Агнес и не подумала, что ее хозяйка сходит с ума. Она постаралась заглушить страх и не впасть в истерику.
Ей надо подумать. Ей нужно время. Но думать она была не в состоянии, а времени у нее не было, полковник указал ей на это.
Ева встала и принялась расхаживать по комнате.
Когда наутро Эйдан с денщиком, следовавшим за ним на некотором расстоянии, подъехал к
Если у Эйдана и оставались сомнения, то они исчезли, когда, объехав карету, он увидел, что дверцы открыты. Его появление, очевидно, заметили. Мисс Моррис, одетая подорожному, как всегда в сером, спускалась по ступеням, на ходу натягивая черные перчатки. Лохматый пес не отставал от нее. Она была бледна, как привидение. Ее тетя, поддерживаемая худенькой молодой горничной, спускалась следом за ней,
В дверях стояли экономка, упершись кулаками в пышные бедра, явно сгорая от желания затеять с кем-нибудь ссору, и молодая гувернантка с незаконнорожденным ребенком.
У всех был такой вид, словно они собрались на похороны. Ну что ж, подумал Эйдан, спешившись. Он сам чувствовал себя не намного лучше. Упитанный молодой парень придержал его лошадь за узду. По добродушному, довольно бессмысленному выражению его лица Эйдан догадался, что это, должно быть, тот слуга, у которого не все в порядке с мозгами.
– Вы готовы? – поздоровавшись с дамами, спросил Эйдан, хотя в этом не было необходимости. До этой минуты он не решался сам себе признаться, как сильно он надеялся, что Ева изменит свое решение. Да и не было никакого решения. Накануне вечером она не дала ему определенного ответа.
– Да. – Это были ее единственные слова.
– Позвольте мне, мадам. – Он протянул руку, чтобы помочь миссис Причард сесть в карету.
– Не делайте этого, голубушка! – крикнула экономка, злобно глядя на Эйдана, как будто тот собирался похитить ее хозяйку и дурно поступить с нею. – Не делайте этого ради нас. Мы не пропадем! Вы нам ничего не должны!
– Агнес, – со вздохом сказала миссис Причард, усевшись в карету, – ты только смущаешь Еву своими словами. Ева, дорогая, я должна сказать, что еще не поздно поблагодарить полковника за его великодушное предложение и отпустить его, если ты не до конца, не твердо уверена, что это нужно тебе самой.
Эйдан нетерпеливо постукивал стеком по сапогу. Наибольшее отвращение вызывала у него излишняя чувствительность, особенно в женском варианте. Гувернантка казалась убитой горем. Горничная хлюпала носом.
– Но я на самом деле этого хочу, – сказала мисс Моррис, обращаясь ко всем с таким неестественно веселым видом, что ее освистали бы на любой сцене. – Мы с тетей Мэри вернемся послезавтра, и все будет по-прежнему. Все останется по-прежнему, разве что Сесил больше не будет угрожать нам и нарушать наш покой. Помните: никому ни слова, пока мы не вернемся. Маффин, стоять!
Эйдан с неодобрением смотрел, как Ева наклонилась и погладила пса по голове, вместо того чтобы заставить его немедленно повиноваться.
Эйдан протянул ей руку, и она, не глядя на него, оперлась на нее и села в карету. Ее лицо, казалось, было
В таком чудовищном рыдване дорога до Лондона заняла бы целый день, но, к счастью, погода стояла прекрасная, дорога была сухая, и они ехали достаточно быстро, несмотря на то, что Эйдан считал своим долгом останавливаться даже чаще, чем им встречались заставы. Лошадей через определенное время приходилось менять, а дамам надо было поразмяться и перекусить. Он заметил, что мисс Моррис еда не интересовала, зато миссис Причард ела с видимым удовольствием. Она пыталась держаться с ним приязненно и оживленно и довольно громко болтала с ним на своем невразумительном валлийском диалекте, не давая, таким образом, воцариться неловкому молчанию. Эйдан был рад, что едет верхом, а не в карете.
Всякий раз, когда он бросал взгляд на мисс Моррис, ее лицо оставалось бледным и застывшим как мрамор, но он запретил себе ощущать к ней жалость. Разве у него был выбор? Для ее же блага он должен был уговорить ее поступить именно так. А кто пожалеет его? Нельзя сказать, что его сердце радостно билось в предвкушении завтрашнего дня. Далеко не так. Эйдан не был особо чувствительным. Ему бы не пришло в голову назвать себя несчастным, но его не покидало горькое чувство утраты. Не об этом он мечтал.
К вечеру они добрались до окраины Лондона. Эйдан и денщик весь день провели в седле, но им было к этому не привыкать. Эйдан не ощущал физической усталости. Однако настроение у него было самое мрачное. Он заплатил за свое спасение дорогую цену. Женитьба на совершенно чужой женщине – таковой оказалась плата за честь и неоплаченный долг. Брак по расчету все равно что пожизненный приговор, да к тому же с женщиной, от которой, узнай он о ней, Бьюкасл пришел бы в ужас. Дочь углекопа, ни больше ни меньше. Кроме того, вчера вечером он сказал не правду. В самом деле, совсем недавно он еще считал, что военная карьера и женитьба несовместимы. Но в последние несколько месяцев Эйдан не раз спрашивал себя о том, как он поведет себя, повстречав женщину, привычную к кочевой жизни. Дочь генерала, например, который, где бы он ни служил, всегда возил с собой свою семью? И это был не праздный вопрос. Эйдан повстречал такую женщину.
Он не был с ней помолвлен. Ни единым словом он не намекнул на какие-то обязательства перед ней. Ни одного намека не произнесла и она. Но определенно можно было утверждать, что вскоре такие слова прозвучат. Не было сомнения и в том, что генерал Нэпп даст свое благословение, когда Эйдан попросит руки его дочери. Полковник был счастлив, думая, что все-таки женится, и ожидал, что жизнь с женщиной, которую он выбрал, будет вполне терпимой.
Всего этого не будет. Какой смысл предаваться размышлениям о том, чего уже нельзя изменить. Те слова не будут сказаны ни Эйдан ом, ни генеральской дочерью. Ничья честь не пострадает. Никто не признается, если чье-то сердце и будет ранено.