Немножко о кино

Токарева Виктория Самойловна

В день рождения я звоню в его дверь. Открывает жена. Я вхожу. Произношу слова поздравления. Он удивлен тому, что я помню. Он смущен и польщен.

Я не запомнила подробностей, помню только, что они с женой сидят на тахте, привалясь спиной к стене. У него на коленях гитара. Кажется, они поют вместе. И я вижу, что жена любит не только своего сыночка. Она и Доработчика любит. А он этому очень рад. Им хорошо и весело вместе. Их брак похож на самодельный самолет, в котором пригнаны и привинчены все части. Все держится и летит, хотя и громыхает.

Жена

смотрит на меня с доброжелательным сочувствием. Она понимает, что я хочу на ее место. Но место занято.

Если быть точной, то я хочу на свое место. Я хочу с ним работать. Но у него нет постоянного соавтора. Он свободен и создан для неба, как птица. Куда хочет, туда и полетит. С кем хочет...

Я стою в проеме двери, не помню почему. Кажется, тороплюсь или говорю, что тороплюсь. Из гордости.

Доработчик берется меня проводить до киностудии. А может быть, это ему надо на киностудию, а я еду с ним, чтобы продлить минуты общения.

Мы едем в машине молча. Кутузовский проспект - невероятно чистый. И очень низкие черные тучи. Собирается гроза.

Я понимаю, что через десять минут он остановит машину. Я выйду - и это навсегда.

– Скажи, пожалуйста...
– Я замолкаю.

– Да?
– отзывается он.

– Если я разобьюсь в автомобильной катастрофе, ты заплачешь?

Я хочу спросить: занимаю ли я какое-то место в его жизни? Или ему все равно: есть я или нет?

– В автомобильной - нет. Вот если в авиакатастрофе, тогда заплачу.

На идиотский вопрос мог быть только идиотский ответ. Но смысл этого ответа таков: "Живи свою жизнь. На меня не рассчитывай".

Машина остановилась возле студии. А может, возле моего дома. Не помню. Настала минута прощания.

"Не думай, - сказала я себе.
– Не оборачивайся".

Я купила кооперативную квартиру на краю Москвы. У меня поменялся адрес, а телефон еще не поставили.

Осваивалось ближнее Подмосковье, город наступал на маленькие деревни, яблоневые сады. У меня под окнами поле, на котором пасется одна корова. Мой маленький племянник, увидев корову, громко удивился:

– Это кто, большая собака?

Мой фильм закрыт. С телевидения я ушла. Золотистая индюшатина, песни под гитару, глаза, как у козла рога, низкий голос его мамы - все остается в ТОЙ жизни. А в этой - широкое поле под окном и два автобуса до метро. Один останавливается возле дома, другой - через поле. Когда я иду через поле, меня заносит ветром и снегом. Я поворачиваюсь спиной и пережидаю и в такие минуты кажусь себе беглым каторжником.

Однажды на автобусной остановке я встретила известного писателя, мы были знакомы по журналу "Юность", и попросила прочитать мой новый рассказ. Я тогда вовсю писала свои рассказы и каждый раз не могла понять, что у меня получилось. И мне каждый раз была нужна оценка высокого профессионала.

Профессионал согласился и позвал к себе домой. Вечером. Я явилась с рассказом и удивилась, почему никого нет дома.

– А где твоя жена?
– спросила я.

– В больнице.

– А что с ней?

– Аборт делать пошла. Завтра утром вернется.

Не теряя времени, он стал расстегивать на мне кофту.

– Я не за этим пришла, - спокойно сказала я и сделала шаг назад.

– Но можно совместить.

– Совмещать не будем. Либо ты читаешь, либо я ухожу.

Он понял, что пререкаться бесполезно. Взял рассказ и сел за стол. Он читал, держа руку козырьком возле лба, но я видела, что он обижен и разочарован. Мой рассказ ему не нужен тысячу лет, он просто хотел использовать пустое помещение, свободное от жены. За этим и позвал. Значит, жена - там, в страданиях, в страхе. А он - тут... А я где?

Мне стало так пусто под ногами, как будто я нахожусь в самолете, у которого заглох двигатель. Я еще держусь, но сейчас полечу в бездну.

Я подошла к телефону и набрала номер Доработчика. Подошла жена.

– Привет, - сказала я.
– Это я.

– А куда ты делась?
– заорала жена.
– Мы тебя тут ищем, у всех спрашиваем. Ты что, переехала, что ли?.. Сейчас я его позову, он меня замучил: найди, узнай... Я у кого только не спрашивала...

Жена громко заорала в глубину квартиры мое имя. Так обычно кричат "пожар" или "караул".

Раздались торопливые шаги, в доме шел радостный переполох. Она кричала, он бежал, что-то грохнуло, должно быть, он свалил по дороге табуретку. И его голос:

– Да... Ты куда пропала? Почему ты не звонила?

– А я думала, может, ты не хочешь... Он смеется, у него от нежности ломается голос, становится еще ниже. Не голос - горячая лава.

– Ты завтра что делаешь?

– А? Что?

– Приходи к часу дня. Мы тут сценарий написали вместе с Р.
– Он называет имя нового соавтора.
– Завтра будем читать. Приходи. Хорошо?

Завтра я снова увижу его керамические глаза, его маму, которую невозможно не любить, их уютный дом. Главный уют - от отсутствия роскоши. Я вспоминаю: у них были старые стулья, допотопные диваны... Что же так тянуло? Талант. Там было много талантливых людей. Более того, там ВСЕ были талантливы, каждый по-своему. Я любила их, а они меня. И мы как будто бежали навстречу друг другу с распахнутыми объятиями.

– Хорошо, - сказала я.
– Приду.

Я положила трубку и пошла из комнаты. Писатель подумал, что я, возможно, пошла в туалет. Но услышал хлопок входной двери.

Я вернулась домой и тут же села вязать себе шапочку из черной шерсти. Я приду в белом пальто и черной шапочке. Очень элегантно.

Я вяжу вечер и половину ночи. Шапочка готова. На нее никто не обратит внимания. Какая разница, что на голове...

Я прихожу к часу дня. Вся семья в сборе плюс Р. Р. сидит на моем месте и читает сценарий вслух. Все слушают. И я тоже слушаю с особым вниманием. Преувеличенно громко хохочу, когда смешно. Глубоко задумываюсь, когда не смешно. Хлопочу лицом, бровями. Стараюсь.