Немухинские музыканты
Шрифт:
Да, он был очень огорчен, но, как и полагается бывшему барабанщику, держался внушительно и подтянуто-строго. Но когда по немухинскому радио сообщили, что новая преподавательница обладает так называемым абсолютным слухом, то есть может отличать половину и даже четверть тона, он стал положительно неузнаваем. Прежде, лихо откинув поросшую пухом головку, он так и катался по Немухину на своих коротеньких ножках. А теперь ходил, оглядываясь и моргая. Прежде, когда он похлопывал себя по животу, слышался веселый, бодрый звук. А теперь – глухой, расстроенный, унылый. Он ничего не имел против молодой
Скучная тайна
Тайны бывают разные – веселые, грустные, удивительные, смешные. У Зины Миленушкиной была своя скучная-прескучная тайна: она скрывала, что у нее разные уши. Левое было ухо как ухо. А правое – большое и плоское, как у летучей мыши. Чего только она не делала, чтобы спрятать его под своими прямыми рыжими волосами! Бант на ее голове всегда был завязан криво, а косы, в которые ей приходилось вставлять свинцовую проволочку, завернуты дугой на правое ухо. И все равно в классе ее звали просто «Ухо», что по отношению к такой вежливой девочке было, по меньшей мере, несправедливо.
Всем она говорила только приятное и даже, отвечая урок, с трудом удерживалась, чтобы не сказать учителю, как он хорошо выглядит, или учительнице, какое на ней сегодня хорошенькое платье. При этом она всегда немного извивалась, так что кое-кому приходило в голову, что она вовсе не семиклассница, а гусеница или даже змея. Но сама она никогда не думала о себе так плохо. Напротив, она была уверена, что во всем Немухине нет другой девочки, которая играла бы сразу на трех ударных инструментах и одновременно была бы так красива, умна и добра.
Директор начал с того, что похвалил Зину за успехи. Она сильно продвинулась, например по тарелкам, хотя «бамм» у нее получается только с одним «м», а надо, по меньшей мере, с двумя. Потом он спросил, как у нее обстоит дело с гармонией, и очень расстроился, узнав, что по этому предмету у нее в четверти тройка.
– Разве можно так огорчать нашу дорогую Варвару Андреевну? – назидательно спросил он. – Ты должна дать мне слово, что в году у тебя будет, по меньшей мере, четверка.
И он с сожалением заметил, что, в сущности, очень мало знает Варвару Андреевну. В Немухин она приехала недавно, молодая девушка, одинокая, ни друзей, ни родных. Днем она занимается в Школе. Но что она делает по вечерам? Она живет на Нескорой, – между прочим, хорошая улица, по которой приятно гулять.
Зина заметила, что она любит гулять по Нескорой.
– Вот и прекрасно. А гуляя, тебе нетрудно будет время от времени останавливаться под окном Варвары Андреевны.
Зина сказала, что под окном у Варвары Андреевны растет бузина.
– Вот видишь, какая ты умная девочка! – воскликнул Директор. – Ведь если ты спрячешься в кустах бузины, не только Варвара Андреевна, но решительно никто тебя не увидит. Ты понимаешь, как человек, я просто не нахожу себе места, думая о ней. А как директор, я обязан интересоваться своими подчиненными, в особенности выдающимися, о которых говорят по радио и пишут в газетах.
Где же музыканты?
В комнате стояла такая тишина, что нечаянно зажужжавшая осенняя муха извинилась и замолчала – это была получившая хорошее воспитание муха. Но почему же в этой глубокой тишине Варвара Андреевна размахивала палочкой, точно дирижируя невидимым оркестром?
Перед ней стоял пюпитр, на котором лежали ноты. Глаза ее блестели, нежные щеки разгорелись. Она была так хороша, что с первого взгляда становилось ясно, почему на ней хотели жениться инженер, акробат, зубной врач, штукатур, монтер и кузнец.
Но из кого же состоял оркестр, которым она управляла? Какую музыкальную пьесу исполняли безмолвные музыканты? И почему Варвара Андреевна так смутилась, когда Таня Заботкина заглянула в полуоткрытую дверь?
– Извините. Я брала у вас ноты, а сейчас у меня как раз свободное время, и я решила вернуть. Спасибо!
– Пожалуйста, Танечка, – ответила Варвара Андреевна.
– Я, кажется, некстати. Вы заняты?
– О нет. Я отдыхаю.
– Но вы дирижировали, когда я вошла?
– Может быть, – задумчиво сказала Варвара Андреевна. – Впрочем, да. Мы разучивали новый концерт.
«Но где же музыканты?» – подумала Таня.
Попугаи-неразлучники сидели на спинке стула, тесно прижавшись друг к другу, как и полагается неразлучникам. Розовый Пудель, вытаращив глазки, крепко держал в зубах Белый Мяч. Потертый Фрак из Немухинского Театра, надетый на плечики, висел на открытой дверце шкафа, а рядом с ним – Кремовая Шляпа. Полуразвернувшийся Желтый Плакат был приколот кнопками к спинке кровати, Огнетушитель стоял у стены, а Краешек Неба стыдливо подползал к форточке – должно быть, ему хотелось удрать, пока на него не обращали внимания. Но вот что странно: у них действительно был такой вид, как будто они только что замолчали.
– Как тебе нравится мой оркестр, Таня?
– Варвара Андреевна, – сказала Таня, – вы говорили, что у меня почти абсолютный слух. Почему же я их не слышу?
Варвара Андреевна засмеялась – и сразу же откуда-то донесся легкий звон хрустальных бокалов.
– Ах, милая моя, – сказала она, – потому что ты просто способная девочка, а я фея Музыки, которая слышит не только звуки, но и цвета – коричневый, черный, розовый, красный, желтый, синий, голубой, зеленый.
Разноцветный оркестр
Известно, что феи – и в особенности добрые феи – иногда поступают на работу и живут, как самые обыкновенные люди. Фея Вежливости и Аккуратности, например, получила даже персональную пенсию, прослужив чуть ли не сорок лет в Главной Палате Мер и Весов.
Нет ничего удивительного и в том, что фея Музыки поступила в Немухинскую Музыкальную Школу. Цвета она слышала потому, что у нее был не абсолютный, а сверхабсолютный слух. Например, когда Варвара Андреевна осенью бродила по березовой роще, ей положительно приходилось затыкать уши: желтизна осенней листвы звенела в ее ушах, как звуки фанфары или высокой трубы.