Ненастье
Шрифт:
— Слушаю, — как-то буднично сказал Володя совсем не сонным голосом.
— Вова, это Неволин, — негромко сообщил Герман.
— Герка? — изумился Володя. — С ума сойти!
Володя закончил политех. Он учился как раз во времена «афганского сидения», когда другие парни бухали, гоняли на разборки или мутили какой-нибудь разухабистый бизнес. Володя получил трёхкомнатную квартиру «на Сцепе»; у него с Олей и так было двое детей — пацаны-разбойники, и сразу завёлся третий ребёнок — Ксюшка. Володя не пристраивался ни к кому из успешных приятелей, чтобы срубить бабок, не квасил
Он работал на комбинате «Электротяга», дорос до заместителя главного инженера по энергетике. В девяностые на комбинате ни шиша не платили, а в нулевые вернулись заработки — не бог весть что, но жить можно, и Володя выкладывался. В этот день, точнее, в эту ночь он сидел на дежурстве; смена завершалась в четыре утра, и Володя пообещал Герману приехать.
Герман ждал, прогуливаясь по платформам, галереям и кассовым залам. Семнадцать лет назад он стоял вон там на перроне с чемоданом в руке и растерянно озирался: он приехал в незнакомый город по приглашению армейского друга Серёги… И вот сейчас уезжает отсюда же.
А вокзал нынче совсем иной, нежели в начале девяностых. Тогда он был заплёванный, тёмный и опасный, а теперь — удобный и респектабельный. Светящиеся табло, англоязычные указатели, эскалаторы, круглосуточные кафетерии. В киосках — таблоиды, шоколадки и одноразовые дорожные несессеры, а не презервативы, водка и брикеты китайской лапши.
— Герка, здорово, рад видеть тебя! — Володя протягивал руку, словно не слышал про ограбление спецфургона и федеральный розыск.
Володя был невысокий, всегда аккуратный и какой-то мужественный.
Они решили посидеть в привокзальном ресторанчике «Экспресс» — в недорогой забегаловке, где из экономии погасили половину светильников, и Герману в полумраке было спокойнее. Зевающая официантка приняла заказ на две порции пельменей и принесла триста грамм водки в графине.
— Какая-то помощь нужна? — осторожно осведомился Володя.
— Нет. Извини, что выдернул. Просто трудно прыгать без парашюта.
Володя понимающе улыбнулся.
— Как там наши парни? — спросил Герман. — Я не перевожу разговор, мне правда хочется знать, Володя. Наверняка про многих из них я в жизни уже ничего больше не услышу. А ведь мне интересно, как судьба сложится.
Володя задумался. Они с Германом не виделись пару лет.
— Слышал, Игорь Лодягин стал мэром в Красноборске?
— Надо же! — засмеялся Герман. Почему-то ему было приятно, что у Гоши всё хорошо. — А как его туда занесло из Батуева?
— У него жена оттуда родом. Поехал к тёще на блины и завяз.
— Нормальная песня. Гоша ведь с молодости был такой… мундирный. Ему же эти игры в чиновников всегда нравились.
— Кстати, Сане Чеконю орден пришёл. Опоздал на двадцать лет. Но теперь Саня с Красным Знаменем, как Егор Быченко.
— Отлично. Мне кажется, что Чеконь именно из-за этого ордена и был такой надменный и презрительный. Переживал, что орден потеряли.
Им принесли пельмени в одноразовой посуде, и Герман разлил водку.
— У Макурина всё в порядке… Воха Святенко уехал в Москву, у него там бизнес прёт. А Билл Нескоров вообще олигархом стал.
— Как ему удалось?
— Сначала держал автобазу. Потом — парк стройтехники. Потом начал сам подряжаться на строительство дорог. А дороги — это откаты на сотни миллионов. Теперь в областной Думе сидит, махинации свои подчищает.
— Вот уж за кого не стоило беспокоиться, так это за Билла.
— Герка, умора! — вдруг спохватился Володя, закусывая. — Знаешь, что Готыняна реально судят за двоежёнство? Офигеть! Этот супербизон сам не понимает, как так намухлевал. Теперь ушлые бабы его фирму пилят.
У Володи (инженера и авторитетного специалиста) круг общения был не такой, как у Васи Колодкина с Фондом помощи, а потому Володины истории были куда благополучнее, чем Васины. Хотя и не всегда, конечно.
— А Вован Расковалов загремел за решётку. По пьянке проломил башку собутыльнику. Но к тому и катилось, что он рано или поздно сядет.
— Как Виталя Уклонский поживает?
— Виталя — кремень. Он со времён Гайдаржи держит алкомаркеты, у него уже целая сеть на федеральный округ, охватил пять или шесть областей. Вот кто из наших как встал на тему, так и не отступился.
— Достойно уважения, — кивнул Герман.
Разговор о товарищах и приятелях действительно успокаивал, позволял не думать о том, что терзало совесть, — о Танюше и Владике в Ненастье.
— Герка, прости, что лезу в душу… — Володя налил водки. — А почему ты не попросил наших парней тебе помочь, а решил Щебетовского ограбить?
Германа обескуражила простота этого вопроса.
— Да мне и в голову не пришло, — он пожал плечами. — По-моему, так уже не делается, Володя. Сейчас и время не то, и парни уже не те…
— Может, ты и прав, Герка. Но странно. Времена-то были тогда буйные, нам ли не знать? Но как-то было человечнее, ближе друг до друга…
— Мы были моложе, вот и секрет эпохи, — усмехнулся Герман.
Они взяли ещё двести грамм, и на этом следовало остановиться.
— Нет, — твёрдо сказал Володя, — дело не в молодости. Действительно мир поменялся. Разве сейчас мог бы появиться Сергей Лихолетов?
— Что ты имеешь в виду? Если бы Серёгу не убили, он был бы.
— Не лично Серёга, а такой тип человека. Такой тип уже невозможен.
— А какой Серёга тип?
Герман вспоминал Серёгу: обозлённого, решительного — в Афгане возле кишлака Хиндж; торжествующего и восхищённого собою — на празднике при заселении «на Сцепу»; бесстыжего, лукавого и добродушного — с Танюшей на «мостике»; маленького и потрясённого — на проигранных выборах…
— Сергей по натуре — герой.
Герман был согласен. Да, для него Лихолетов был героем. Командиром. Герман видел Серёгу в бою в Афгане. Пускай на гражданке Серёга бывал не прав, а то и вообще как скотина, но Герман считал его лучшим другом и принимал любым, даже таким, с которым не соглашался. Однако понимание Серёги Герман считал своим личным вопросом и потому возражал Володе: