Ненастоящий поцелуй
Шрифт:
— Что делать? — волновалась Созонова. — Сказать Оксане? Или Инне сообщить, что мне все ясно? А может, обеим? И не поставить ли в известность Наталью Ивановну?
— Пошли, сначала глянем, что там, в нужнике!
Девчонки побежали к туалетам.
Какое-то время они топтались возле мужского, стеснялись заходить и надеялись, что встретят какого-нибудь парня, которого попросят обыскать уборную. Но откуда было взяться парням на соревнованиях по беллидэнсу, особенно за два часа до начала?! Сообразив, что мужчин в здании, скорее всего, нет вообще,
Все оказалось еще хуже, чем они предполагали. Под ногами сразу же захрустел бисер: он был рассыпан по всему кафелю. Из мусорных ведер торчали куски алого шелка, плохо замаскированные туалетной бумагой. Приподняв один из них двумя пальцами, Рита обнаружила танцевальный пояс с остриженной под ноль бисерной навеской и выдранными стразами. Вера выглянула за окно: на заднем дворе, возле помоек, вылялось что-то смутно напоминающее расшитый камнями бюстгальтер.
— Мдя, — хмыкнула Большакова.
— Ужас какой, — высказалась Созонова. — У меня такое чувство, будто мы нашли расчлененного покойника.
— Мне тоже как-то страшно, — согласилась Рита. — Хотя Синепупенко — так и надо!.. Но Инна-то какова! Замучилась, значит, второй быть. Что ж, я ее понимаю. Решила, значит, Оксанку с дистанции свести! И в мужском туалете расправу устроила, чтобы подольше не отыскали!
— Оксане теперь не поможешь, — сказала Созонова. — Все-таки жалко ее. Пошли, скажем Наталье Ивановне, пускай она с Артемьевой разбирается.
Рита выразительно подняла брови. В глазах ее запрыгали чертики:
— Есть предложение получше, — заговорщицким тоном объявила Большакова. — Мы пойдем не к Наталье, а к организаторам! И засвидетельствуем Инкино неспортивное поведение!
— Может, лучше к Наталье? — промямлила Вера.
— Ты дура! — Рита схватила Созонову за плечи. — Неужели не понимаешь?! Артемьеву же сразу дисквалифицируют! Соревнование без Айши и без Инны! Разве ты не мечтала об этом? Ты будешь на пьедестале, Верка! Ты поедешь в Москву!
— Без Айши я и так буду на пьедестале.
— Ха! Самоуверенная! Третье место, да и то, если повезет! А без Артемьевой — может быть, и второе, а третье — наверняка!
Кого Большакова видела на первом месте, она скромно умалчивала.
— Слушай, я не хочу, Рита. Это как-то гадко. Не знаю… Давай сначала скажем Наталье Ивановне, а там — как она решит.
— Наталья все скроет от организаторов! Она же болеет прежде всего за школу, ей важно, чтобы весь пьедестал был «Газали»! Артемьевой она, конечно, шею намылит… Может, даже откажется дальше ее учить. Но это все потом, после соревнования! Сейчас для нее главное — честь школы!
— Честь школы, — повторила Вера. — Ну и правильно.
— А как же наши личные интересы? — взволнованно спросила Большакова.
Созонова вывернулась из ее объятий.
— Слушай, ты как хочешь, а я сейчас пойду и расскажу все Наталье Ивановне. И вообще. Зря с тобой поделилась. Не хочу участвовать во всяких интригах.
— Ну ладно, ладно, уговорила! Скажем
Вера остановилась.
— Откуда ты знаешь? Она обещала быть за два часа.
— Не может. Я разговаривала с ней по телефону. Честное слово, Верка!
— Но ты обещаешь, что до ее прихода не донесешь организаторам?
— Обещаю.
— Клянешься?
— Клянусь.
— Скажи: «Если я донесу, то пусть меня тоже снимут с соревнования»!
— Созонова, не болтай глупостей! Детский сад! Сказала, что не донесу, значит, так и будет.
— Ну хорошо, верю.
— То-то же, — сказала Рита. — Ну да ладно, хватит торчать в этой уборной. Мне еще надо успеть поесть перед выступлением.
Большакова направилась в столовую, а Созонова — в раздевалку. Нашла свой костюм (хорошо, что у таких, как она, ничего не похищают!) и стала потихоньку переодеваться. Айши не было: видимо, носилась по ДК в поисках своего наряда. Вера про себя порадовалась, что не видит Оксаны и ее слез. Говорить Синепупенко обо всем до того, как сообщит Наталье Ивановне, Созонова не хотела: того гляди, Айша убьет Артемьеву. Да и самой Инны Вера теперь побаивалась: мало ли, как та вздумает отомстить за свое разоблачение? Нет, прежде всего надо бы дождаться Наталью Ивановну и заручиться ее поддержкой. Скорей бы уже пришла! Скорей бы… Созонова так сильно ждала преподавательницу, что ей начал мерещиться ее голос.
Или не мерещиться?
Вера подняла голову. Наталья Ивановна стояла в дверях раздевалки, обнимая заплаканную Оксану, — сама почти рыдающая.
— Ну послушай, — успокаивала она Айшу. — У нас еще почти два часа! Может, успеем, найдем. Девчонки, красный шелковый костюм точно никто не видел?
Созонова открыла рот. Она хотела сказать Наталье Ивановне что-то вроде «Давайте отойдем» или «У меня есть, что сказать вам». Не успела. В раздевалку, как всегда, не церемонясь, вошли несколько женщин в деловых костюмах.
— Инна Артемьева! Есть здесь такая?
— Ну есть. — Инна встала.
— А в чем, собственно, дело? — спросила Наталья Ивановна.
— Артемьева дисквалифицирована за порчу костюма другой участницы.
Инна стиснула зубы. Тренер схватилась за голову. Айша, услышавшая слово «порча», заревела, как на похоронах. А Вера поняла, что Большакова обманула ее, как маленького ребенка.
Стоит ли описывать дальнейшее? Крики Натальи Ивановны, вывешивание исправленного списка участниц, оживленное обсуждение случившегося, поочередная беготня в туалет — посмотреть, действительно ли мусорные ведра и унитазы до краев набиты рубинами и бриллиантами с костюма Синенепупенко (молва описывала все именно так). Айшу, у которой началась истерика, отправили в медпункт, а оттуда — домой. Инна уходить не хотела. Она сидела в раздевалке мрачная, гордая, как партизанка на расстреле, бледная (еще бледнее, чем обычно) и шарила вокруг себя злыми глазами.