Ненавидеть нельзя любить
Шрифт:
Так случилось и в тот темный июльский вечер. Утомившиеся стройотрядовцы после позднего ужина разбрелись кто куда. Где-то слышалось бренчание гитары, кто-то слушал приемник. Все лавочки вокруг танцплощадки были заняты парочками, которые в темноте жались друг к другу и шептали слова любви.
Ольга решила пройтись по тропинке к озеру, избегая очередных признаний Лариски. Озеро было недалеко, вода в нем ледяная, и там никто не купался. В первые дни некоторые парни погеройствовали, ныряя на глазах визжащих девчонок, а потом и эти моржи-одиночки предпочли душ на территории лагеря. Идти в кромешной темноте Ольга не боялась. Она знала, что тропинка выведет ее на открытую
По тропинке она шла быстро, еле касаясь земли ногами. Ни одна веточка не хрустнула. Вокруг был лес. Огромный, неприступный. Почему-то вдруг стало жутковато, захотелось побыстрее выйти на свет, пусть даже призрачно-прозрачный, лунный.
Но вот и поляна. Ольга практически выбежала на нее, стремясь оторваться от давящего величия леса. В центре освещенного луной пространства стояли двое. Свет лился прямо на них, обрисовывая четко каждое движение, каждый жест. Они обнимали друг друга столь страстно, что казалось, их тела слились воедино. Ольга видела, словно отстраненным зрением, как двигались их руки, как трепетали ресницы, как шептали губы, чуть припухшие от поцелуев. Они были обнажены по пояс, и она невольно залюбовалась их телами. Картина была прекрасной и противоестественной одновременно.
В тесном объятии слились Альберт и Илья. Не сдержавшись, Ольга вскрикнула. И в этом возгласе отразилась вся гамма чувств, обуревавших ее в ту минуту: удивление, восхищение и отвращение одновременно. Молодые люди, оторвавшись друг от друга, обернулись на шум и замерли. Наступившая тишина была такой оглушительной, что стало слышно, как зудят комары. «Бедная Лариса, а она-то все никак не определится, в кого же из них влюбиться навечно!» Ольга медленно развернулась и, еле переставляя враз отяжелевшие ноги, пошла назад к лагерю. Почти у ворот ее нагнал Альберт. Он был в футболке, от былого возбуждения не осталось и следа.
– Оля, подожди. Нам нужно поговорить. – Голос звучал ровно, словно он и не бежал.
– О чем?
– О том, что ты видела. – Он взял ее за руку и развернул к себе. – Ты очень хороший человек, замечательный товарищ. В твоих руках судьба, наша судьба. Если ты расскажешь, и со мной, с Ильей будет покончено. Наше общество таких отношений не приемлет.
Он волновался и даже стал слегка заикаться, чего Ольга за ним раньше не замечала. Ей было и жалко его, и противно.
– Тогда зачем вы пошли на это? Это же противоестественно!
– Потому что природа породила нас такими, противоестественными. Это не наш выбор, поверь мне. Каждый из нас в одиночку борется со своими желаниями, но вот судьба свела нас, мы полюбили друг друга, и я впервые в жизни счастлив.
Ольга оттолкнула его и закрыла руками уши:
– Не говори мне ничего! Я не хочу этого слышать! Не бойся, я никому не скажу, но, пожалуйста, держитесь оба от меня подальше.
Она побежала так быстро, как только смогла, на бегу размазывая по щекам слезы. Ночь прошла без сна, в бесконечных вспоминаниях о том, что было на поляне. Картинка в лунном свете, казалось, прочно засела в мозгу. С ужасом Ольга думала о том, что бы ей пришлось лицезреть, приди она к озеру на несколько минут позже. Содрогаясь от омерзения, Ольга в то же время чувствовала в себе прилив жалости. Несчастные ребята! Ведь это действительно не их выбор, они родились такими и теперь вынуждены прятаться ото всех и притворяться. Измучившись совсем, лишь под утро она сумела забыться тревожным сном.
С того дня стройотрядовцы заметили, что между командиром и комсоргом как кошка пробежала. Они не могли скрывать своего отчуждения. Глядя на виноватое выражение лица Краснопольского, все решили, что он чем-то обидел Русанову. И очень скоро юные сплетницы сочинили историю о том, что парень, невзирая на неприступность девушки, попытался дать волю своим рукам или чувствам. Парни их версию поддержали, особенно в том месте, где речь шла о руках. После того как все это обсудили, народ откровенно сочувствовал командиру, а на недотрогу посматривали с недоумением. Ольга старалась к разговором этим не прислушиваться, однако ей все-таки пришлось выдержать натиск Лариски.
– Это правда? – возбужденно сверкая глазами, спросила подруга за обедом.
– Что? – Ольга не отрывала глаз от тарелки с гороховым супом.
– Что Краснопольский полез к тебе целоваться? – Лариска требовательно заглянула Ольге в глаза, мешая есть.
Ожидавшая чего-то подобного, та не удивилась.
– Нет, не правда. Убери свою голову, иначе твои волосы окажутся в моем супе.
Ольге пришлось отложить в сторону ложку.
– Почему же об этом все говорят?
– Не знаю. Наверное, потому что больше говорить не о чем. И потом, даже если бы это произошло, откуда бы все узнали. Думаю, никто не стал бы делать подобное прилюдно. Может, ты все-таки отодвинешься и дашь мне доесть первое?
Она решительно отодвинулась от подруги и взяла ложку.
– Тогда почему вы разговариваете сквозь зубы и избегаете друг друга? – не отставала Лариса.
– Мы поспорили на идеологическую тему и не сошлись во мнении, – придумала Ольга на ходу.
– Это правда? – Лариса обрадовалась. – Значит, я могу продолжать свои атаки? Путь свободен?
Ольга с сожалением взглянула на нее, неуверенно кивнула в ответ и поспешила опустить глаза. Ей было жалко Ларису.
Отношение Ольги к молодым людям, которых она застала в столь интимный момент, изменилось через некоторое время.
В этот день моросил нудный дождь. Мужская половина стройотряда заканчивала крыть шифером крышу на домике обслуживающего персонала. Домик был довольно высоким, несмотря на то что имел всего два этажа. Ольга белила стены в другом здании, когда услышала крики и вслед за другими девушками-малярами выбежала на улицу. Илья, стоявший на коньке крыши без страховки, поскользнулся и сорвался вниз. Он лежал на земле в очень неестественной позе, подвернув левую руку так, словно она была без кости. Из-под пышных белых волос расплывалось красное яркое пятно. Ольга замерла в ужасе, решив, что парень разбился насмерть. Ребята, сбившиеся в кучку, молчали. Откуда-то из основного корпуса прибежал запыхавшийся Альберт.
– Расступитесь! Дайте побольше воздуха! Серега, Андрей, бегом в деревню, вызывайте «скорую», – четко отдавал он команды, хотя лицо его было белее мела, в глазах плескалась такая боль, что Ольге стало не по себе, и она почувствовала, как слезы безысходности застилают глаза.
Алик вполне профессионально, как настоящий врач, осматривал распростертого на земле Илью. Кто-то попытался ему помочь, решив поднять упавшему голову. Краснопольский буквально зарычал:
– Не трогать! Ни в коем случае не трогать! У него может быть поврежден позвоночник…