Нэнуни-четырехглазый
Шрифт:
— Он! И, кажется, самый главный, — шепнул Андрей Петрович, — теперь, пожалуй, все.
Наступил решающий момент.
Михаил Иванович попросил всех временно прекратить игру. Наступила тишина, десятки черных и коричневых глаз были устремлены на них. Янковский и Бабих стояли рядом, руки в карманах, и опытные бандиты поняли: не в пустых. Они не тронулись с места. А в это время, по сигналу стоявшего в дверях служащего, в тамбур вошла вооруженная охрана золотой кассы. Михаил Иванович освободил левую руку и указывая по очереди на каждого из двенадцати, сказал:
— Этим встать и идти к выходу. Завтра их увезут с Аскольда, потому что они ослушались моего приказа: крали золото, стреляли оленей. Дальше так будет с каждым. Марш на выход. Быстро!
В полной тишине растерявшиеся бандиты встали и один за другим потянулись к выходу… А утром вся шайка была посажена на шаланду, под конвоем доставлена во Владивосток, передана властям. Несколько сочувствующих прихлебателей потихоньку покинули остров сами, и на Аскольде установился новый порядок. Первое время ходили слухи об угрозах хунхузов отомстить, но постепенно и они заглохли.
Поздней осенью капитан Гек привез письмо от Дыбовского и рассказал, что они с Годлевским остановились на зиму на его хуторке в заливе Стрелок. В письме Бенедикт Иванович сообщал, что в конце лета они с большими мытарствами добрались до Владивостока и, не найдя ничего лучшего, решили провести эту зиму здесь, через пролив от Аскольда. Он мечтает добыть для коллекций наиболее редкие виды крупных млекопитающих, прежде всего очень скупо описанного пятнистого оленя и уссурийского тигра. Весной намеревается приехать в гости.
С волнением встречал Михаил Иванович прибывшую первым весенним рейсом «Морскую корову». Уже издали, как только шхуна вошла в бухту Наездник, друзья махали фуражками, а встретившись на берегу, крепко обнялись.
— Счастлив принять дорогих гостей!
— А я — приветствовать вас на этом посту, убедиться в том, что не ошибся, рекомендуя вас Чаплеевскому! — Голубые, глубоко посаженные глаза Дыбовского светились отеческой лаской. Всегда немного угрюмый, с несколько тяжелыми чертами лица, Виктор Годлевский на этот раз тоже сдержанно улыбался в каштановую бороду.
— Идемте прямо к столу. Дома все готово, — Михаил Иванович обернулся к сошедшему на берег Геку. — Спасибо, Фридольф, что доставил дорогих гостей. Как управишься, шагай скорее ко мне обедать. Будем ждать!
За столом Янковский с увлечением расспрашивал о работе в заливе Стрелок:
— Ну, как, удалось добыть тигра и оленей? Я припас для ваших коллекций очень красивые рога с черепом.
— Спасибо, не откажемся, хотя мы и добыли пару средних экземпляров. С тигром, конечно, было куда труднее. Ведь мы с паном Виктором не такие отменные стрелки, как вы. И, честно говоря, не рисковали выслеживать этого страшного хищника, хотя он дерзко бродил вокруг нашей фанзы очень долго. Но нам неожиданно повезло: туземец-охотник научил настораживать самострел возле туши задавленного оленя. Мы все наладили правильно, но первого лишь ранили: тигр вырвал зубами вонзившуюся в лопатку стрелу и ушел как ни в чем не бывало.
— Вот дьявол, ну и зверь! Нужно было догонять по следу.
— Не рискнули. Раненный, он, говорят, обязательно устраивает засаду. Вот где пожалели, что нет с нами вас.
— Спасибо за комплимент. А что же дальше?
— Дальше меня осенила мысль воспользоваться методом дикарей, о котором я читал: действовать отравленной стрелой. Я начинил наконечник стрелы стрихнином и следующий тигр был наш!
Летом 1875 года Дыбовский с другом побывал на Аскольде еще несколько раз. Михаил Иванович встречал их как братьев, помогал, чем мог. В последний приезд доктор сказал, что осенью решил вернуться на Байкал, продолжить незавершенные исследования. В будущем мечтает организовать экспедицию на Камчатку.
И они вновь расстались на несколько лет.
— В делах и заботах незаметно промелькнул год, другой, третий. Обстановка на острове за это время заметно изменилась. При поддержке служащих и всех истинных любителей природы Янковский и Бабих организовали аскольдинское охотничье общество, выработали устав, которому теперь подчинялись все. Устав ввел запрет на отстрел оленух, строго ограничил сроки охоты на все виды дичи. В первую же зиму они истребили хищников, а весной отловили на материке и выпустили на острове фазанов. Выбравшись из клеток, пленники сначала боязливо озирались, а потом один за другим стремглав мчались в кусты.
Крутые склоны сопок, на которых не задерживался подолгу снег, богатые орехом и ягодой леса и кустарники пришлись новоселам по душе. Не встретив своих злейших врагов — лисиц и диких котов, они начали необыкновенно быстро размножаться. И хотя на следующую осень на фазанов уже открыли охоту, выводков становилось все больше. Осенью и зимой длиннохвостые, разрисованные всеми оттенками радуги петухи в окружении серо-палевых рябых курочек храбро разгуливали по полям и огородам, а весной, взобравшись на высокий пень или камень, оглушали окрестности хриплым победным возгласом — «кок-ко-ко!»
Олени каким-то шестым чувством тоже уловили перемены. Выбралась из неприступных обрывов старая матка, расставила уши, огляделась, понюхала воздух — все спокойно. Свистнула — и потянулись за ней боязливые оленухи и молодежь. Последними осторожно вышли рогачи. Вскоре, к общему удивлению, олени запестрели рядом с пасущимися на зеленом лугу коровами и лошадьми.
Все свободное от работы время Михаил Иванович отдавал изучению острова и сбору коллекций. Предсказания Дыбовского оправдались: Аскольд действительно оказался интереснейшим оазисом среди океана. Он служил естественной станцией для массы перелетных бабочек и птиц, вокруг его скалистых берегов водилось множество морского зверя: нерпы, ларги, лахатки и — красы северо-восточных морей морских львов-сивучей. Спрятавшись в расселинах скал южной гряды острова, Михаил Иванович подолгу наблюдал жизнь этих огромных ушастых тюленей.
Старые, до тонны весом, вожаки приводили сюда свои гаремы — полтора, два десятка самок и молодежи. Они поразительно ловко взбирались на площадки отвесных скал, укладываясь греться на солнце, Когда же поднимался южак и волны, разбиваясь о рифы, начинали орошать сивучей каскадом сверкающих брызг, они приподнимались на передних ластах и, задрав к небу усатые морды, принимались оглушительно реветь. Объединенный их хор под аккомпанемент морского прибоя был слышен в тихое утро на расстоянии нескольких миль!