Необязательная страна
Шрифт:
И тем не менее подход администрации Обамы к примирению является не совсем тем, что имел в виду Холбрук под дипломатическим завершением войны. Холбрук считал, что у нас был отличный шанс получить желаемое для нас самих, для Афганистана и всего региона, если бы мы пошли на переговоры с Талибаном, имея в руках самые мощные рычаги – когда у нас было максимальное число войск в Афганистане и когда считалось, что мы собираемся сохранять там всю свою мощь. Он не поддерживал наращивание сил в Афганистане, но считал, что, если войска там уже есть, президент должен использовать демонстрацию силы с тем, чтобы добиться дипломатического решения вопроса.
Но этого не случилось. Президент не сумел запустить дипломатию, а потом объявил о выводе войск, по сути, убрав рычаги
Но именно после объявления об уходе администрация смягчила свое отношение к идее примирения. Идея заключалась не в том, что успех на переговорах с Талибаном расчистит путь для некатастрофичного ухода из Афганистана. Суть ее интерпретировалась так: коль скоро мы в любом случае уходим, мы могли бы одновременно с уходом попытаться достичь политического урегулирования. Итог переговоров с талибами никак не увязывался с ходом войны. Война будет свернута с заключением или без заключения мира. Примирение было вторично, подобно прикрытию, чтобы сделать наш неожиданный уход более многообещающим, чем он был на самом деле.
Факты обоснования пробили брешь в восприятии понятия победы. Коль скоро мы отказались от концепции «воевать и вести переговоры» в пользу концепции «вести переговоры во время ухода», перспективы благоприятного исхода начали улетучиваться. Талибы не считали, что мы побеждаем, они полагали, что именно они побеждают. Переговоры не преследовали цель добиться их капитуляции, их задача была обеспечить наш скорейший уход42. Они могли бы сидеть за столом и затягивать переговоры. У них не было нужды идти на компромисс, чтобы расчистить пути для нашего ухода. Могло бы быть некое ощущение прогресса, талибы стали бы соглашаться рассмотреть какое-то конкретное предложение, а затем пошли бы на минимальную уступку, но за все время уменьшения наших войск на территории страны – и по мере их уменьшения – соотношение сил смещалось бы в пользу Талибана. Все, что им оставалось делать, – это проявить некоторое терпение, держать порох сухим и не сокращать количество задействованных боевых единиц – и они получают в наследство Афганистан. В итоге будут переговоры и небольшое соглашение, но не такое урегулирование, которое закрепило бы мир и стабильность в регионе.
Вопросы прав человека, прав женщин, прав на образование были отложены в сторону. Ничто из этого не представляло, казалось бы, никакого жизненно важного интереса для Америки. Это превратилось в благородные поступки, которые дорого обходятся и которые нелегко поддерживать, и в какой-то степени уже не стоят того, чтобы за них бороться с повстанчеством. Помню, в августе 2010 года журнал «Тайм» поместил на своей обложке страшный снимок молодой афганской женщины по имени Айша, которую выдали замуж, когда ей было 12 лет. Ей отрезали нос в наказание за то, что она сбежала от мужа из-за жестокого обращения с ней его родственников. Подпись под снимком гласила: «Вот что случится, если мы уйдем из Афганистана»43.
В отделе СПАП мы думали, что разверзнутся небеса. Будет негодование и протест на высшем уровне, в государственном департаменте и Белом доме, и последует подтверждение нашего долга по защите фундаментальных прав в Афганистане. Но ничего такого не произошло – оглушительная тишина. Мы утратили моральные обязательства, которые брали на себя как наш стяг в Афганистане. Сейчас на частных встречах можно услышать высказывания типа: «Даже если в Афганистане вновь разразится гражданская война, нас это не касается, это уже не наше дело». Вашингтон больше не говорит о «хорошей афганской войне», там на слуху другое: «C Афганистаном все в порядке, и с ним пора завязывать».
Казалось, Белый дом видит настоящую выгоду в том, чтобы не переусердствовать. Он был удовлетворен получением скромного успеха в Афганистане и постепенным выводом – строительством афганских сил безопасности, которые все возьмут на себя после ухода американских войск. Проведение потенциально длительного окончательного урегулирования было рискованно с политической точки зрения, и даже если бы оно было реализовано, то вряд ли принесло бы крупные дивиденды в своей собственной стране. Проще было с грехом пополам довести дело до наступления даты ухода. Цель состояла в том, чтобы избавить президента от риска, который неизбежно возникал при осуществлении руководящей роли, которую, по утверждениям Америки, она играет в этом регионе.
Проблема в том, что вроде бы разумные шаги в контексте внутренней политики (и это предположение еще требует проверки, особенно если развалившийся на части Афганистан снова начнет экспортировать страшные вещи) не подходят для разумной внешней политики. Определенно не подходят, если цель состоит в том, чтобы тебя воспринимали в мире серьезно. Регион нуждался в мудрой политике и логичности поступков. Он не получил ни того, ни другого. Сумятице по поводу взлета и падения стратегии ПРОПО сопутствовала нерешительность в отношении примирения.
В дополнение к неверным расчетам по срокам достижения примирения представление Белого дома собственно о примирении было настолько узким, что можно было со стопроцентной гарантией предсказать его провал. В отличие от того, что Холбрук вкладывал в это понятие, примирение по Белому дому было ограниченным процессом, который ведут сами афганцы, а на деле он включает переговоры между Америкой и Талибаном44. Даже если бы первые шаги этого процесса были успешными, то он принес бы очень маленькие результаты в виде соглашения об условиях американского ухода.
Никто не пытался привлечь к переговорам других региональных игроков. Америка лишь обещала всех информировать о происходившем на переговорах и, конечно, рассчитывала, что все примут их результаты. Итак, Пакистан попросили обеспечить явку талибов на переговоры (то есть разрешить им выезжать за пределы Пакистана для встреч с членами американской и афганской делегаций). Но ему не предлагалось заняться обработкой талибов и получить место за столом переговоров.
Два самых важных соседа Афганистана не были допущены к переговорам о завершающей фазе войны. Со времени падения Талибана после 11 сентября кто-либо из этих двух главных соседей был на стороне Америки. В Бонне в 2001 году Иран был ключевым игроком на переговорах, поддерживая стратегический курс Америки по Афганистану. В 2009 и 2010 годах Америке удавалось сохранять позитивный настрой Пакистана и задействовать его в своей игре. А сейчас Америка пытается действовать в одиночку. Хуже того, Америка пытается решать вопрос об Афганистане, фактически усилив напряженность как с Ираном, так и с Пакистаном. Все делается так, будто мир может каким-то образом установиться в Афганистане, при том, что ближайшие соседи этой страны остро страдают от нестабильности. В стабильном регионе трудно было справляться с охваченным хаосом Афганистаном. И кажется, уж практически невозможно справляться с охваченным хаосом Афганистаном в нестабильном регионе, в котором к тому же два его важнейших соседа конфликтуют с Америкой.
На этом фоне президент Обама решил написать свою собственную историю на тему об окончании войны. Он использовал благоприятную возможность проведения саммита НАТО в его родном городе Чикаго, чтобы сказать следующее: что бы ни случилось, а американские войска покинут Афганистан к 2014 году. Они поступят так потому, что (некрепко стоящие на ногах) афганские силы безопасности числом примерно в 230 тысяч человек (а не 400 тысяч, как намечалось изначально), которых мы готовим, возьмут на себя вопросы безопасности страны (что будет стоить нам около четырех миллиардов долларов ежегодно). А также потому, что договор о партнерстве, который мы подписали с Карзаем, обеспечит-де стабильность и постоянство в этой стране после нашего ухода.