Шрифт:
В последний день перед отъездом Машка с утра напялила на себя это нелепое платье. Оно было каким-то старомодным, с отложным воротничком, только что нафталином не пахло, и вовсе ей не шло.
Она шагала теперь, гремя крупной галькой, вдоль самой прибойной линии, отмеченной слизью и вынесенными на берег водорослями. Временами Машка наклонялась и, подобрав круглый гладкий голыш, швыряла его в воду, но камни улетали недалеко и плюхались в море в нескольких метрах от берега.
Андрей молча брел за ней по склону, но к морю не спускался.
Ветер до рассвета надул над морем тучи, и солнце временами пропадало, гася и вмиг сводя на нет тени, а затем вспыхивало снова. Под ногами хрустела выжженная трава, и залпами сухих искр врассыпную выстреливали кузнечики.
Машка за что-то на него дулась, но это случалось с ней часто, и сейчас он чувствовал себя слишком разбитым, чтобы выяснять, в чем дело.
Наконец Машка поднялась к нему и, переводя дух, села на землю.
- Что, если я беременна? – спросила она вдруг.
Машка смотрела на него пристально, как-то изучающе, что ли, и он совсем растерялся под этим взглядом. Из носа текло и он поспешно вытащил мятый и грязноватый платок. Высморкавшись, но не получив от этого облегчения, он снова поднял на нее глаза. В носу щипало от пыли, скопившейся в платке, и он как нельзя не к месту два раза чихнул.
Теперь Машкино лицо выглядело злым.
- Ты серьезно? - поспешно пробормотал он.
– То есть… Ты уверена?
- Нет блин! – Машка резко откинула с лица волосы. – Хотя, с тех пор, как твоя мать отказалась выслать нам денег…
Андрей пораженно уставился на нее.
- При чем здесь?..
- Гондоны давно в глаза видел? – перебила его Машка.
- Ну... Я вроде всегда успевал... А что у тебя?.. У тебя же, вроде… Вроде, рано еще?..
Машка покосилась на него с недоверием и чем-то похожим на брезгливость.
- О Господи! Ты что, их считаешь?.. Как физрук! Он тоже всегда знает, когда у кого месячные. Вечно: «У тебя в этом месяце уже два раза были!..» Придурок…
Машка скорчила гримасу. Потом задумалась.
- Ну вот сколько мы здесь? Месяц?
- Дней двадцать…
– Ну пусть двадцать, да еще дней десять там. Вот и смотри…
Она принялась считать, загибая пальцы.
- Уже несколько дней, как должны!.. – заключила она.
– Ты уверена? – еще раз повторил Андрей и почувствовал себя ослом.
- А что если да?
– Машка вдруг взорвалась. – Что, если да?
Андрей сглотнул слюну. Он изо всех сил старался теперь встретить новость как мужчина. В конце концов, Машку он любил. И когда-нибудь, пусть и очень нескоро, это все равно бы случилось. Где-то в глубине таилась мысль о маме, которая, конечно же, поможет. Не оставит же она своего собственного внука. И эта мысль поддержала его как ничто другое. Андрей вздохнул и почесал подбородок уже спокойнее. Пожалел, что щетина растет еще так неохотно.
- Ну значит, заведем спиногрыза, - сказал он и покровительственно обнял ее за плечи. И тут же подумал, что, кажется, голос прозвучал твердо, как надо.
Машка смотрела на него недоверчиво, словно ожидала совсем другой реакции. И он весь раздулся от гордости. Ему стало почти весело.
- А что, моя мать мечтает о внуках! Она, правда, скажет: "Съездил к морю, блин. Привез улов!" Но все равно обрадуется, – Андрей рассмеялся. Потом снова достал платок и высморкался.
Машка задумчиво покачала головой.
- А мои будут в ужасе...
- Но обрадуются же?
- На самом деле - нет. Реально - придут в ужас, - она хихикнула.
– Ну да и ладно...
Когда они снова добрались до пляжа, была уже ночь. Машка, в его футболке, облитой вином, повисла у него на руке, и смеялась не переставая.
Такой она нравилась Андрею, пожалуй, больше всего, и потому он никогда не мешал ей пить. Он, правда, подумал сегодня, что ей, может быть, теперь пить и не стоило. Но она так уверенно говорила, о женщинах "в ее положении", и, в конце концов, из них двоих медиком хотела стать она.
С моря подул ветер, и Андрей поежился.
- Мне кажется, что дубак? – спросил он.
- Какой дубак?! Смотри не зарази меня, папочка, - хрипло и пьяно захохотала Машка, - Весь улов потравишь.
Андрей засмеялся. Он чувствовал себя веселым и бесстрашным, как человек, уже прыгнувший в пропасть. В который уже раз за вечер, он спикировал к Машкиным ногам и чмокнул ее в мягкий, чуть выпуклый животик.
- О, Господи, хватит! Там нет еще ничего, кроме лишнего жира. Он сейчас еще во-от такой, - Машка, прищурившись, почти сомкнула большой и указательный пальцы, показывая размер кого-то, не больше песчинки. И стала раздеваться.
- Пойдешь со мной? – спросила она.
Андрей поежился и посмотрел на море, с рокотом накатывающее на замусоренный песок и камни пляжа. Оно было черным и непроглядным, и Андрей снова подумал, что лучше бы не пускать теперь Машку в воду одну. Но думать о холодной воде было неприятно. Уже несколько часов, как к насморку прибавилось донельзя мерзкое першение в носоглотке, и от одной мысли, оказаться сейчас в ледяной склизкой воде, он почувствовал озноб и застегнул ветровку до горла.
- Может, не надо? – без особой надежды спросил он.
- Ладно, раз ты не хочешь, - легко согласилась Машка и засмеялась снова, так что Андрей подумал было с удивлением, что Машка, в кои-то веке, послушалась его.
Машка скинула шлепанцы и обернулась к нему через плечо.
- Что тебе принести из моря? – спросила она с вызовом.
- Себя обратно принеси, - грустно ответил он и уселся на песок рядом с ее вещами.
Она кивнула и, танцуя от боли по острым камням, направилась пирсу.
Он видел, как мелькнули в разреженной темноте ее молочно-белые ноги и следом услышал одинокий всплеск.