Необычайная история доктора Джекила и мистера Хайда

Стивенсон Роберт Льюис

– Мистер Хайд, я полагаю?

Мистер Хайд отпрянул назад, с шипеньем втягивая воздух. Но страх его сразу прошел, и, хоть и не глядя в лицо адвоката, он ответил довольно спокойно:

– Да, так меня зовут. Что вам нужно?

– Я вижу, вы собираетесь войти, – сказал адвокат. – Я старинный друг доктора Джекила – мистер Аттерсон с Гонт-стрит; вы, наверное, слышали обо мне. Встретив вас так кстати, я подумал, что могу войти с вами вместе.

– Вы не увидите доктора Джекила, его нет дома, – ответил мистер Хайд не задумываясь. И вдруг спросил, все так же не поднимая головы: – Как вы узнали меня?

– А вы, – сказал мистер Аттерсон, – не сделаете ли мне

сначала одно одолжение?

– Охотно, – ответил тот. – Что же именно?

– Разрешите мне взглянуть вам в лицо, – попросил адвокат.

Мистер Хайд, видимо, поколебался, но затем, словно что-то внезапно сообразив, с вызывающим видом поднял к нему лицо, и несколько секунд оба довольно пристально смотрели друг на друга.

– Теперь я узнаю вас в другой раз, – сказал мистер Аттерсон. – Это может пригодиться.

– Да! – отрезал мистер Хайд, – хорошо, что мы встретились. Кстати, вам следует иметь также мой адрес. – И он назвал номер дома и улицу в Сохо.

«Боже мой, – мелькнуло в мыслях мистера Аттерсона, – неужели он сейчас тоже думает о завещании?»

Но он не сказал этого и только что-то буркнул в ответ.

– А все-таки, – спросил мистер Хайд, – как же вы узнали меня?

– По описанию, – последовал ответ.

– По чьему описанию?

– У нас есть общие друзья, – сказал мистер Аттерсон.

– Общие друзья? – хрипло переспросил мистер Хайд. – Кто это?

– Джекил, например, – сказал адвокат.

– Он не говорил вам ничего! – закричал Хайд в приливе гнева. – Никак не ожидал, что вы станете лгать!

– Ну, ну, – сказал мистер Аттерсон, – так разговаривать не годится.

Тот разразился злобным смехом; затем с чрезвычайным проворством отомкнул дверь и в мгновенье ока исчез в доме.

После того как мистер Хайд оставил его, адвокат еще постоял немного в полном смятении. Потом медленно пошел по улице, останавливаясь на каждом шагу, и по временам потирая лоб рукой, словно он терялся в догадках. Вопрос, который он сейчас обсуждал сам с собой, было не так легко разрешить. Мистер Хайд был бледен и очень мал ростом, он производил впечатление урода (хотя прямого уродства и нельзя было в нем заметить), он неприятно улыбался, в обращении его с адвокатом сквозила какая-то мерзкая смесь трусости и наглости, и говорил он пришепетывая, сиплым и каким-то обрывающимся голосом. Все это настраивало против него, но даже и все это, вместе взятое, не могло объяснить того никогда еще не испытанного отвращения, гадливости и страха, которые он возбуждал в мистере Аттерсоне.

«Здесь кроется что-то иное, – взволнованно твердил про себя адвокат. – Здесь есть что-то еще, чему я не могу подобрать названия. Да он и на человека-то почти не похож! Троглодит [5] какой-то! Или все это просто следствие низкой души, которая просвечивает изнутри и изменяет плотскую оболочку? Скорее, последнее. Ох, мой бедный старый Гарри Джекил! Если когда-нибудь приходилось мне видеть, чтобы на чьем-нибудь лице расписался дьявол, так это на лице вашего нового друга».

5

Троглодит – первобытный пещерный человек, вообще человек, стоящий на низкой ступени, развития.

За углом боковой улички был сквер, окруженный старыми красивыми домами. Многие уже захудали и сдавались покомнатно и поквартирно людям всех родов и сословий – гравировщикам карт, архитекторам, сомнительным адвокатам

и агентам темных предприятий. Однако один дом, второй от угла, видимо, и теперь был занят целиком. Дверь дома свидетельствовала о богатстве и довольстве, хотя сейчас она была погружена в темноту и только в верхнем стекле виднелся свет. Здесь мистер Аттерсон остановился и постучал. Хорошо одетый пожилой слуга открыл дверь.

– Доктор Джекил дома, Пул? – спросил адвокат.

– Я посмотрю, мистер Аттерсон, – сказал Пул, впуская посетителя в просторный низкий уютный холл, где, по деревенскому обычаю, в камине горел яркий огонь, пол был выложен плитками, а по углам стояли дорогие дубовые шкафы.

– Вы подождете здесь у огня, сэр? Или вам зажечь в столовой?

– Я останусь здесь, благодарю вас, – сказал адвокат, подошел поближе к огню и стал у высокой каминной решетки.

Его оставили одного в холле. Тут любил сидеть его друг доктор, и сам Аттерсон говаривал, что это уютнейшая комната в Лондоне. Но сегодня он никак не мог успокоиться, его пробирала дрожь: лицо Хайда не шло у него из головы. Жизнь казалась ему противна и гадка, что случалось с ним редко. Он был настроен мрачно, и в отблесках огня на полированных шкафах и в тенях, тревожно метавшихся по балкам потолка, ему мерещилось что-то зловещее. Он даже устыдился облегчения, которое испытал, когда Пул вернулся с известием, что доктор Джекил вышел.

– Я видел, Пул, что мистер Хайд входил через дверь старой прозекторской, – сказал он. – Так у вас заведено? Даже и в отсутствие доктора Джекила?

– Да, мистер Аттерсон, так и заведено, – ответил дворецкий. – У мистера Хайда свой ключ.

– Ваш хозяин, по-видимому, очень доверяет этому молодому человеку, Пул, – задумчиво сказал адвокат.

– Да, сэр, очень доверяет, – подтвердил Пул, – Всем нам приказано слушаться его.

– Я как будто никогда не встречался у вас с мистером Хайдом? – спросил Аттерсон.

– О, сэр, конечно, нет. Он никогда не бывает у нас на обедах, – ответил дворецкий, – По правде сказать, на этой половине дома мы видим его очень редко: он большей частью приходит и уходит через лабораторию.

– Ну, спокойной ночи, Пул.

– Спокойной ночи, мистер Аттерсон.

И адвокат с тяжелым сердцем отправился домой.

«Бедный Гарри Джекил, – думал он, – Чует мое сердце, что он попал в беду. В молодости он был отчаянный. Это, разумеется, было давно, но для божеских законов не существует давности лет. Да, наверное, так оно и есть; это призрак старого греха, язва тайного позора. Наказание подбирается pede claudo [6] годы спустя после того, как память позабыла, а себялюбие простило ошибку».

6

Прихрамывая (лат.)

И адвокат, устрашенный такой мыслью, задумался о своем собственном прошлом и долго рылся во всех закоулках памяти, в страхе как бы какой-нибудь старинный грех, словно чертик на пружинке, не выскочил случайно на свет. Его прошлое было совершенно безукоризненно. Немногим дано было перечитывать свиток своей жизни с меньшими опасениями. И все же сейчас он устыдился многих дурных дел, совершенных когда-то. Зато воспоминания о тех случаях, когда он был близок к совершению дурного дела, но устоял, поднимали его дух и наполняли спокойной и смиренной благодарностью. И, обратившись снова к тому, что занимало его последнее время, он завидел искру надежды.