Необычное литературоведение
Шрифт:
Но перед нами стояла иная задача. Мы хотели дать читателю общее представление о том пути, который был пройден человечеством в настойчивых поисках запечатленного слова. Ибо только оно могло помочь преодолеть пространство и время, протянуть связующие нити между людьми, никогда не видавшими друг друга, между прошлым и настоящим. Лишь с появлением и закреплением письменности можно говорить о возникновении литературы в собственном смысле этого слова, происходящего от латинского littera — буква.
Письменность, как мы отмечали, имела поначалу целиком прикладное значение. Археологи, обнаружившие множество табличек с письменами Древнего Крита, могли рассчитывать, что перед ними лежат неизвестные «Илиады» и «Одиссеи». Но когда Вентрис отыскал ключ к их прочтению, оказалось, что это лишь инвентарные списки дворцовой бухгалтерии. Множество древних памятников письменности рассказывают нам в первую очередь о хозяйственной, военной, политической деятельности. Однако говорят они и о той стороне жизни, которая представлялась в то время чрезвычайно важной, — культурно-религиозной. И вот здесь нас ожидали неоценимые
Со стен усыпальниц фараонов, со строк полуистлевших папирусов с нами вдруг заговорили живые люди, отделенные от нас тысячелетиями. Я был в Египте и навсегда запомнил то странное ощущение, которое испытал вблизи ступенчатой пирамиды Джосера. Это самая древняя из пирамид, предшественница знаменитых, которые известны каждому школьнику. Осыпающимися уступами поднималась она прямо передо мной и, по мере того как я подходил к ней, закрывала и, наконец, закрыла все небо. Мне не думалось о том, насколько она велика и насколько я мал в сравнении с ней, — это чувство не рождалось во мне. Но родилось другое глубокое ощущение — я в сравнении с ней секунда, ну самое большое минута. Как будто я остался с глазу на глаз с самой историей рода человеческого. «Прах тысячелетий, — подумал я, коснувшись рукой щербатой стены и увидев на пальцах коричневую пыль, — прах тысячелетий».
И вот из праха зазвучали голоса. Они плакали и смеялись, горевали и радовались — это были голоса пирамид. Прочитанные на стенах каменных покоев, на свитках папирусов, хранившихся в гробницах, слова людей древности дошли до нас. Образцы этой древнейшей литературы я хочу здесь привести. Вот строки из «Гимна солнцу»:
Ты — жизни источник для множества стран и народов. Великому Нилу ты дал в небесах уместиться. Над горными кряжами ходят волны его, Под стать исполинскому морю, И поливают пажити возле селений. Вечность подвластна тебе, мудрости полон твой промысел. …………………………………… Влагой небесного Нила ты одаряешь Людей и животных повсюду в краях чужедальних. А подлинный Нил между тем истоки берет в преисподней На благо Египту, возлюбленной богом стране. Лучами твоими любое взлелеяно поле. Восходишь — и всходят побеги во славу тебе. Каждому времени года установил ты черед На пользу твореньям своим: Зиме — чтобы их освежала, Лету — чтоб лучше познали тебя. Свод небесный ты создал — блистать в нем И созерцать с вышины деянья свои. Ты един!В «Плачах по усопшим» содержатся древнейшие примеры, как бы мы сейчас сказали, философской лирики:
Пристало смерти имя: «Приходи!» Кого ни призовет к себе — приходят, И смертный страх объемлет их сердца. Лица ее увидеть не дано Ни людям, ни богам. Ее рука Равняет знатного с простолюдином. Ни от себя, ни от кого на свете Ее перста вовек не отвести. У матери она похитит сына Охотнее, чем старца приберет, Готового переселиться в вечность; К мольбам трусливых не склоняет слуха; К отчаявшимся не спешит на зов; Подарки ни к чему ей, неподкупной.Среди мрачных сетований и торжественных гимнов папирусы сохранили застольные и любовные песни, исполнявшиеся во время заупокойных пиров. Некоторые из них содержат такие еретические мотивы, которые плохо вяжутся с традиционным почтением к загробному миру, а некоторые по тону ничем не отличаются от озорных песенок нашей поры. Удивительным вольномыслием проникнута «Песнь из дома усопшего царя Антефа, начертанная перед певцом на арфе».
«…Я слышал слова Имхотепа и Джедефгора, Слова, которые все повторяют, А что с их гробницами? Стены обрушились, Не сохранилось даже место, где они стояли, Словно никогда их и не было. Никто еще не приходил оттуда, Чтоб рассказать, чт'o там, Чтоб поведать, чего им нужно, И наши сердца успокоить, Пока мы сами не достигнем места, Куда они удалились. А потому утешь свое сердце, Пусть твое сердце забудет О приготовленьях к твоему просветленью. Следуй желаньям сердца, Пока ты существуешь, Надуши свою голову миррой; Облачись в лучшие ткани. Умасти себя чудеснейшими благовоньями Из жертв богов. Умножай свое богатство. Не давай обессилеть сердцу. Следуй своим желаньям и себе на благо. Свершай дела свои на земле По веленью своего сердца, Пока к тебе не придет тот день оплакиванья. Утомленный сердцем не слышит их криков и воплей, Причитания никого не спасают от могилы. А потому празднуй прекрасный день И не изнуряй себя. Видишь, никто не взял с собой своего достояния, Видишь, никто из ушедших не вернулся обратно».Этот вольтерьянец жил не в XVIII веке новой эры, в XIV веке до новой эры.
А вот озорная песенка, которая свидетельствует уже о других чувствах:
Твоей любви отвергнуть я не в силах. Будь верен упоенью своему! Не отступлюсь от милого, хоть бейте! Хоть продержите целый день в болоте! Хоть в Сирию меня плетьми гоните, Хоть в Нубию — дубьем, Хоть пальмовыми розгами — в пустыню Иль тумаками — к устью Нила. На увещанья ваши не поддамся. Я не хочу противиться любви.Здесь живо ощущается связь с фольклором, это древнейшая вариация мотива, звучащего и до сих пор в современных частушках. Помните:
Тетя с мамой больно ловки, Меня держат на веревке, На веревке, на гужу — Перекушу да убежу!Времена пирамид и сфинксов ожили в песнях и гимнах, рассказах о войнах и путешествиях, поучениях и наставлениях. Литературный труд осознавался уже как профессия, писцы ощущали себя не просто переписчиками старого, но и творцами нового знания. Об этом красноречиво свидетельствует «Прославление писцов», созданное в XIII веке до новой эры, блестящий апофеоз интеллектуального творчества.
Мудрые писцы Времен преемников самих богов, Предрекавшие будущее, Их имена сохранятся навеки, Они ушли, завершив свое время, Позабыты все их близкие. Они не строили себе пирамид из меди И надгробий из бронзы. Не оставили после себя наследников, Детей, сохранивших их имена. Но они оставили свое наследство в писаниях, В поучениях, сделанных ими. Писания становились их жрецами, А палатка для письма — их сыном. Их пирамиды — книги поучений, Их дитя — тростниковое перо, Их супруга — поверхность камня. И большие и малые — Все их дети, Потому что писец — их глава. Построены были двери и дома, Но они разрушились, Жрецы заупокойных служб исчезли, Их памятники покрылись грязью, Гробницы их забыты. Но имена их произносят, читая эти книги, Написанные, пока они жили, И память о том, кто написал их. Вечна. ………………………………… Стань писцом, заключи это в своем сердце, Чтобы имя твое стало таким же, Книга лучше расписного надгробья И прочной стены. Написанное в книге Возводит дома и пирамиды в сердцах тех, Кто повторяет имена писцов. Чтобы на устах была истина. Человек угасает, тело его становится прахом, Все близкие его исчезают с земли, Но писания заставляют вспоминать его Устами тех, кто передает это в уста других. Книга нужнее построенного дома, Лучше гробниц на западе, Лучше роскошного дворца, Лучше памятника в храме.История любит парадоксы, и культ мертвых в Египте способствовал запечатлению жизни. Древнейшие образцы литературы, приведенные нами, прочно связаны с религией. Но, обращенные к загробному миру, они повествовали о мире живых. Гимны, посвященные солнечному божеству, восхваляли землю, которую оно освещает. В надписях, рассказывавших о жизни покойного, увековечивались его деяния — войны, строительство, путешествия. Застольные песни на погребальных пиршествах были наполнены земными чувствами.