Необычное задание
Шрифт:
— Черт… Как в воду глядишь. Именно это я и собираюсь сделать.
— Правда?
— Еще бы… Ладно, вернемся к делу. Кроме всего прочего, в любимую Павлом Первым Гатчину тогда же перекочевали главные святыни рыцарского ордена: Филермская икона Божией матери, частичка Древа Животворящего Креста и десница (правая рука) Иоанна Крестителя. После Гражданской войны эти, а также другие мальтийские реликвии были вывезены из России белогвардейским генералом Николаем Юденичем, который, в свою очередь, передал их на хранение живущей в эмиграции великой княгине Ольге Александровне —
— А Мыльниковы здесь каким боком? — заметив на схеме знакомую фамилию, осмелился задать резонный вопрос Плечов.
— Юрий Николаевич — его отец, а Николай Дмитриевич — дед. Тоже высокопоставленные масоны. Это они вместе с настоятелем гатчинского собора Иоанном Богоявленским в сопровождении графа Игнатьева вывезли реликвии сначала в Эстонию, а затем — в Данию, к матери последнего русского царя Марии Федоровне.
— Блин, — припомнил еще одно любимое изречение, часто заменявшее ему более крепкие русские слова, Ярослав. — Павел Первый, госпитальеры, Юденич, Иоанн Богоявленский, Мария Федоровна с полной тезкой моей супруги — Ольгой Александровной… Полная, черт побери, каша… Без ста грамм точно не разобраться!
— Так в чем дело? Пошли.
— Куда, господин Великий магистр? На Мальту?
— К тебе ближе… Быстрее будет!
У входа в подъезд стояла знакомая машина, в салоне которой не было никого.
"Значит, Леха уже у нас дома; по привычке улепетывает за щеки любимые пироги — аж за ушами трещит!"
…Копытцев и вправду сидел за столом в своем любимом кресле, но справа от него активно жевал шанежки еще кто-то, лицо которого заметить было нельзя, — лишь повернутую к входной двери спину.
Бог мой, неужели Альметьев?
Что-то зачастил он в последнее время…
Интересно, с какой стати?
— А вот и я! — Ярослав, как ранее Алексей, насадил шляпу на привычное место — "шпиль" одиноко стоящей в коридоре вешалки — и шагнул в родную кухню. — Что, проводить меня в путь-дорожку собрались, братцы?
— Так точно! — поворачиваясь лицом к другу, по-военному рявкнул Николай (а это был именно он). — Ты уж извини, что мы здесь сами хозяйничаем: Ольга с малышом возится: раскашлялся он после дневного сна.
— Ничего. Мы и без нее управимся… Вчетвером… Борис Александрович, ты где?
— Да здесь я, здесь, — донесся бодрый возглас из коридора.
— Опачки! Вся компания в сборе, — довольно констатировал Алексей. — Может, в домино сыграем?
— Лучше в подкидного — два на два, — оживился Альметьев, в далекой студенческой юности заработавший славу заядлого игрока. Что в футбол, что в волейбол, что в карты, что в городки…
— В дороге наиграетесь. Один на один! — явно затеял какую-то "аферу" комиссар. Иначе зачем несет такую откровенную пургу? — Завтра чтобы ждал меня у подъезда. В условленное время!
— Шесть часов утра?
— А что? Слишком рано?
— Нет. В самый раз будет.
— Спасательный круг не забудь. Мало ли что на воде случиться может…
— Ты что, запамятовал? Я очень хорошо плаваю!
Сигналить Копытцев не стал — времечко-то раннее, большинство обитателей элитного профессорского дома еще с вожделением досматривают сладостные утренние сны.
Однако долго трепать нервы в ожидании лучшего друга ему не довелось: Ярослав услышал звук работающего двигателя и выскочил из подъезда, где он грелся последние минут десять — пятнадцать (ночью в Москве сильно похолодало — до ноля, а местами и до минус одного градуса). Рванул на себя дверцу и полез в машину на свое практически уже законное переднее место, когда вдруг ощутил на спине чей-то взгляд.
Опять Альметьев?
Что за чертовщина?!
— Колян, дружище… Какими судьбами?
— Потерпи немного, — зевнул и потянулся (до хруста косточек) тот, пока Алексей Иванович выруливал со двора. — На Речном вокзале товарищ комиссар все тебе доходчиво объяснит.
— Лады! — скривил рот в пренебрежительной улыбке секретный сотрудник.
Такие расклады были ему совсем не по душе. Неизвестность в работе разведчика, пожалуй, самая пугающая штука!
Поэтому на протяжении всего пути Плечов молчал.
Впрочем, как и все остальные "заговорщики".
Ну вот, наконец, и Южный порт. Какой-то странный одинокий катер у причала — нескладный, угловатый, с облупившейся краской по бортам. И капитан, в отличие от своего судна — крепкий, ухоженный, с седой длинной бородой и курительной трубкой в дюжих руках (ну прямо как с дореволюционной открытки!), поджидавший пассажира (или пассажиров?) прямо на мостике.
— Привет, Кириллович! — издали помахал ему рукой Копытцев.
Морской (а может, все-таки речной?) волк даже не соизволил улыбнуться в ответ — лишь приподнял чуть выше свое чадящее изделие и в очередной раз затянулся ароматным дымком, запах которого, казалось, мигом распространился по всей столице.
— Ты, Николай Петрович, — Алексей резко повернулся в сторону отставного диверсанта, — дуй скорее на борт, пока мы с Ярославом посекретничаем немного.
— Есть! — выпалил Альметьев и, схватив два огромных баула, до поры до времени покоящихся в багажнике автомобиля, бодро направился к трапу. — Только недолго, пожалуйста! Не люблю я эти прощанья-расставания и прочие телячьи нежности.
— Это как получится… — Копытцев приобнял тайного агента за плечи. — Удивлен?
— Не то слово! — сухо и, казалось бы, равнодушно выдавил его оппонент.
— Мы изучили биографию твоего друга и пришли к выводу: наш человек. Храбрый, честный и, что немаловажно, преданный. К тому же неплохо подготовленный на ниве кулачного противостояния с врагами.
— А я что говорил?
— Поэтому высшее руководство и решило, что вам лучше действовать в паре.
— Выходит, не доверяете? Побаиваетесь, что сопру все эти десницы с образами и растворюсь на необъятных просторах Вселенной? — с явной обидой в голосе пробурчал Плечов. Раздраженно и огорченно одновременно.