Необыкновеллы. Сказки для взрослых
Шрифт:
В одной области начался небывалый снегопад – такое обильное падение снега, что воздуху и свету не хватило места, и стало трудно и темно дышать. И все побросали свои вещи и заторопились туда, где побольше воздуха и света, и скоро дошли до этого места, то есть, до нас, и всё про снег рассказали и попросили убежища. Но мы подумали, послушали прогноз на завтра, – но все равно отказали всем этим беженцам, поскольку у нас тоже могли ожидаться такие же осадки, не смотря на прогноз.
Мало ли что? А вдруг? Самим дышать нечем!
А эти уселись на нашей площади и все поумирали от голода, потому что не хотели брать то, что мы им давали на дорогу, чтобы они от нас уходили. Сами виноваты: надо было есть, когда дают!
Из-за этого случая все наши дети теперь очень хорошо кушают и быстро растут здоровыми…
А РАНЬШЕ БЫЛИ НЕСЛУХАМИ ЗОЛОТУШНЫМИ И ПИТАЛИСЬ ИЗ РУК ВОН!
2. ТРУДОВАЯ ДИНАСТИЯ
Во-первых, я хочу рассказать про своего сына Андрея Сергеевича, который был в нашей стране большим начальником – то ли Генеральным секретарем, то ли кем-то еще, то ли всем сразу, то ли по очереди. Пригласили мы как-то с матерью к нашему сыну известного во всем мире художника – портрет с него написать. А надо сказать, что у нашего Андрея Сергеевича не было левого глаза, правой руки и одной ноги – какой именно, он никому не хотел говорить, да это и не важно, потому что он все время сидел в своем кресле, так как с детства был разбит параличом и не мог даже разговаривать, так и помер, бедняга, в кресле и молчком, и никакого нам с матерью завещания не оставил, даже политического, – да ему, собственно, и оставлять было нечего, не нажил, потому что за всю свою жизнь палец о палец не ударил, одна мать весь воз тянула, и если теперь канун Женского дня, то я бы хотел ее через вас поздравить; а этот паразит так ничем и не занимался – даже политикой! – и я не хочу больше про него говорить. Лучше я вам про отца родного расскажу! Тот еще похлеще отмочил: он тоже был Генеральным секретарем…
Тут уже пора сознаться, что у нас в роду все Генеральными секретарями были, это у нас наследственное, да вы об этом лучше меня знаете, это же государственная тайна.
ПОЭТОМУ НИЧЕГО Я ВАМ РАССКАЗЫВАТЬ НЕ БУДУ!
Колбасу есть буду.
3. СТРАШНАЯ ИСТОРИЯ
Как вы думаете, почему Наталья Петровна всегда такая сонная ходит? А решила она однажды днем поспать, легла на диван – и больше уже никогда не проснулась. ВОТ ПОЧЕМУ!!!
4. ПРИЗНАК СТАБИЛЬНОСТИ
Каждой зимой весь город Мытищи закатывают асфальтом по самые крыши, но каждую весну грязь всё равно выходит наружу. Не верите? ПОЕЗЖАЙТЕ – И САМИ УБЕДИТЕСЬ!
5. ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ
Хотел я вам рассказать историю, как одна девушка полюбила. Это очень грустная история. Вы будете плакать. Я сам уже плачу – даже рассказывать ничего не могу…
ВОТ ТАК ИСТОРИЯ!
На болоте
(Первому и последнему президенту СССР и всем другим капитанам)
Я последний глоток из помойного сделал ведра. Вместе с солнцем гляжу равнодушно в замшелую палубу. Вся команда меня обманула и бросила.
Вон другие – уходят свои бороздить океаны, а на желтом болоте мой зеленый от грусти фрегат тихо тонет, даже тряпочки вымпелов не шевельнутся от грязи.
Вот одна паутинка дрожит, серебрится, зацепилась откуда-то, к берегу тянет, затянуться трясиною нам с кораблем не дает. Хочется что-то по этому поводу спеть, но ведь нет уже голоса, и поет эту песню другой и счастливый: «Ну и дела! Солнечным августом запросто держит земля мой издохший фрегат лишь одной паутинкой осенней!»
А мне что же делать тогда, когда предали все, безголосому?
Вот что!
Придется тебе, капитан, без корабля потонуть – одному! Как ни противно – а надо.
Воздух густеет и превращается в воду. Я боюсь поперхнуться, стараюсь почти не дышать. Но ведь я же не рыба, и жабры мои никуда не годятся – видно, нет их совсем. Но я все же…
Обманным путем…
Еле-еле…
Вдыхаю чуть-чуть этот воздух.
Еще и еще…
Привыкаю!
И так – погружаюсь…
Как в море…
И не замечаю, что уже потонул в самом деле, переполненный до языка этой желтой болотной водой.
(19–27 авг. 1991, Одесса)
Как я не люблю Одессу
(Эмоции гостя по Одессе)
Когда я приезжаю, Одесса плачет горючими слезами…
Это правда. Я даже зонт перестал брать, зная наперед, насколько горючи бывают такие потоки: и сверху, и снизу, и слева, и справа, и в лицо, и в спину. Какой уж тут зонт!
Потом, успокаиваясь, Одесса всхлипывает пару дней и, еще не просохнув от слез, являет мне свою чистую после дождей улыбку. В этот краткий миг она трогательна, прелестна и очаровательна как ребенок, – тем более что уже совсем скоро этот миг проходит, и страстный жар переполняет все ее закоулки…
Тогда она глядит на меня своим вожделенным оком сквозь трепещущие ресницы платанов и кленов Французского бульвара…
…вздыхает на склонах серебристым запахом диких маслин…
…трепещет сладкими губами и складывает их в улыбку собачьего пляжа…
Это – призыв, зов, которого невозможно не заметить, – и я замечаю его! И во мне рождается ответный огонь…
Мы тянемся друг к другу – два пламенных языка…
Сейчас мы соединимся…
Она стонет под моим телом, и я тоже готов заорать от наслаждения…
Сейчас мы испепелим друг друга в объятиях!
Но море…
Какая ж Одесса без моря? Это же – Море!
Море вскипает и пенится как бульон, из которого родилась Афродита, когда накатывает на наши сплетенные тела, на наше раскаленное вожделение…
Так закалялась сталь…
Так закалялись наши с Одессой чувства…
Мы научились многое прощать друг другу за годы наших встреч и расставаний…
Только не подумайте, что это – признание в любви. Нет. Я не люблю Одессу. Какая любовь? Мы же взрослые люди!
Когда-то давно, в первый свой раз, я влюбился в нее как мальчишка, даже не помышляя ни о какой взаимности. Это было прекрасно! Потом это прошло. Были другие чувства. Была даже ненависть. Но и это прошло. Теперь то, что существует между нами, нельзя обозначить никаким словом. Такого слова люди еще не придумали…