Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1
Шрифт:
Надо прямо сказать, что и Катя, и Борис очень скоро выдали себя и в том, что они оба русские. Хозяйка, однако, примирилась с этим обманом и чуть ли не с первых дней стала относиться к ним как к близким людям.
Между прочим, большая часть приобретений Алёшкиных делалась в магазине «Кунста и Альберса». Вероятно, современный читатель удивится, почему они делали покупки не в обыкновенном хозяйственном магазине, а у какого-то «Кунста и Альберса». Дело в том, что в то время на Дальнем Востоке вся розничная торговля находилась в руках частных торговцев (впрочем, это положение было и в других городах Советского Союза). Во Владивостоке её держали разнообразные китайские фирмы и отдельные мелкие торговцы вроде Ли Фун Чана. В руках китайских предпринимателей находились почти все портняжные и сапожные мастерские, они же содержали большинство бань и прачечных (только почему-то парикмахерскими владели
Во Владивостоке, кроме «Кунста», была ещё и другая большая торговая фирма, русская – «Чурин и компания», она конкурировала с первой, но подобного ей авторитета всё же не имела.
Обзаведясь некоторым хозяйством, молодым пришлось подумать и об одежде. За время жизни в Новонежине и Шкотове Борис порядочно обносился. Если в сёлах, где он до этого работал, никто не обращал внимания во что ты одет, то здесь, в городе, прийти в трест в полушубке (спецодежде) было неловко. Почти все старые специалисты, служившие там, носили не только пальто, шляпы и хорошие костюмы, но даже и галстуки. Борис до этого, конечно, не дошёл (галстук – мещанство, буржуазная привычка), но костюм шевиотовый и новые рубашки (целых три!) с отложным воротником он себе купил. Приобрёл также и кепку.
Покупая кое-что из одежды для Бориса, Алёшкины не могли, конечно, оставить без обнов и Катю: ей купили туфли и материю на платье. Все эти траты привели к тому, что не только маленькие накопления, создавшиеся у Бориса за январь, но и всю зарплату (так стали тогда называть жалование) за февраль, он израсходовал полностью. Пришлось жить, пользуясь кредитом Ли Фун Чана, а это нашим молодым не очень нравилось.
Глава восьмая
Прошло около двух недель, а Катя и Борис за всё это время сумели провести вместе только три вечера. Эти вечера они посвятили посещению кинематографа. Все остальные дни Борис был занят на различных собраниях и заседаниях, приходил домой в 10–11 часов вечера, оставляя молодую жену на целый день одну. Может быть, это, а может быть, и начавший ощущаться недостаток денег заставил Катю подумать о поиске работы. Она сказала о своём намерении мужу, тот принялся возражать. Ему было так приятно вспоминать во время работы или какого-нибудь собрания, что дома его ждут, волнуются и готовятся встретить; приятно было, придя домой, видеть приветливо встречающую его жену и есть приготовленную специально для него еду. Борис прекрасно понимал, что если Катя начнёт работать, то всё это исчезнет, и может быть, не ей, а ему придётся дожидаться жену и разогревать ей еду, как это было в семье отца. Однако, с другой стороны, он понимал и то, что его деятельной Кате замкнуться в мире кухни и рынка невозможно. Кроме того, её заработок, конечно, стал бы ощутимым подспорьем в их семье.
Как это впоследствии часто случалось, Катя сумела настоять на своём и убедить мужа в необходимости её поступления на службу. Встал вопрос, кем и куда пойти Кате работать. Кое-кто из появившихся знакомых предлагал помочь в устройстве её на работу, но эти предложения им не нравились. Соседка по прежней квартире, работница фабрики Ткаченко, обещала туда устроить Борину жену, но ведь не для того же Катя окончила девятилетку, чтобы идти на фабрику, где в то время работали едва грамотные люди. Александр Александрович Глебов обещал устроить Катю конторщицей в одном из отделов треста, но Борис видел, что работавшие на этих должностях, по существу, превращались в курьеров, ребятах на побегушках. Кто его знает, когда из них при таком способе обучения могли выйти настоящие конторщики или счетоводы? Да эти должности и по своей зарплате и положению были не завидными. Учить детей Катя категорически не хотела, да в городе и не так-то просто было найти место для совсем неопытной учительницы.
Нет, решили они, надо Кате поучиться на каких-нибудь специальных курсах и, лишь получив определённую специальность и бумажку-диплом, уж потом хлопотать о поступлении в какое-нибудь учреждение.
Различных курсов к этому времени во Владивостоке появилось уже много, большинство из них организовывалось частными дельцами, но, тем не менее человек, окончивший их, при поступлении на службу пользовался определёнными преимуществами. Между прочим, Борис знал это и по себе: не будь у него свидетельства об окончании курсов десятников по лесозаготовкам, вряд ли бы его приняли на работу в Дальгосрыбтрест, даже и при ходатайстве обкома ВКП(б).
Из всех курсов Катя выбрала курсы машинописи, как самые перспективные и сравнительно короткие. За шесть месяцев некая гражданка – организатор бралась подготовить из своих учениц квалифицированных машинисток, способных работать слепым методом по десятипальцевой системе. Плата за обучение была сравнительно невысокой – 15 руб. в месяц, зато работу выпускница могла получить сразу же по окончании курсов и даже в очень солидном учреждении. Дело в том, что к этому времени пишущая машинка из предмета, употребляемого в особо привилегированных учреждениях, всё больше и больше становилась неотъемлемой принадлежностью любой канцелярии. Надобность в обученных квалифицированных машинистках, да ещё имеющих полное среднее образование, была велика.
Алёшкины, приняв решение, торопились его исполнить (между прочим, так происходило и во всей их последующей жизни). Поэтому на следующий же день Катя явилась в небольшой дом на Китайской улице, где находились курсы. Пройдя через большую комнату, где неумолчно трещали различными тонами и темпами более десятка самых разнообразных систем пишущих машинок, она очутилась в узенькой комнатке – кабинете заведующей, а по существу, владелицы этих курсов.
Так как Катя имела свидетельство об окончании девятилетки, то её приняли на курсы без экзамена. Другие, не имевшие такого документа, проходили экзамен по русскому языку, а девицам (курсы были женские), писавшим неграмотно, в обучении отказывали. На следующий день, внеся плату за месяц вперёд и запомнив часы занятий, Катя уже считалась слушательницей этих курсов. Занималась она три раза в неделю по четыре часа.
Обучению Алёшкина отдалась с большой охотой и вскоре уже хвалилась перед Борисом определёнными достижениями. Её быстрым успехам способствовало то, что она с пишущей машинкой была немного знакома и раньше, ведь в райкоме ВЛКСМ в Шкотове они с Борисом часто печатали какую-нибудь пионерскую директиву или методическое письмо. Правда, их печатание отличалось от того, чему её теперь учили, как небо от земли и, может быть, даже не помогало, а мешало. Однако уже то, что она раньше видела машинку и имела представление, как с ней надо обращаться, давало ей известное преимущество.
К концу первого месяца учёбы Катя была в числе лучших учениц, и преподавательница обещала дать ей такую рекомендацию, которая позволила бы в будущем поступить в самое лучшее учреждение города, но… Как всегда, не всё сбывается так, как нам хочется, или как мы предполагаем.
Месяца через полтора после приезда Кати во Владивосток, Борис начал замечать, что с его женой происходит что-то странное: по утрам она отворачивалась, когда он завтракал, и совершенно перестала есть вместе с ним. Когда же он возвращался с работы и садился обедать, Катя, подавая ему, видимо, наскоро приготовленный обед, сразу же бросала в рот кусочек лимона и выскакивала на улицу, стараясь не вдыхать запах, исходящий от свинячьего хозяйства пани Ядвиги и зажимая нос платком. Если же она этого сделать не успевала, то у неё случалась рвота, продолжавшаяся довольно долго. Вскоре она почти совсем перестала есть и не расставалась только с лимоном.
Борис, у которого ещё были свежи в памяти симптомы болезни бабуси, очень испугался. Он стал категорически настаивать, чтобы Катя сходила к какому-нибудь опытному врачу. В ответ на его просьбы Катя покраснела и, потупив глаза (что ей было очень несвойственно и ещё больше удивило мужа), сказала:
– Это не болезнь, Борька, просто у нас скоро будет ребёнок. Я, было, вначале и сама испугалась, но пани Ядвига мне всё объяснила. Да, теперь я уже и сама полностью убедилась, что беременна, только вот не знаю, смогу ли я доносить, уж очень мне плохо: всё время тошнит, а этот запах в кухне и во дворе просто сводит меня с ума…