Неомифы
Шрифт:
– Дураки.
– Дураки не дураки, а выжили, а выжили, значит, повезло – везучие, значит, попались, а это многого стоит.
– Ну, а что потом было-то, после того, как они через трубу к нам попали, взяли за-лож-ни-ка и смылись на бегунчанке?
– Ты не торопи меня, а то вообще ничего рассказывать не буду!
– Ладно, ладно, Чванк, не кипятись.
– И не думал. Я даже не нагрелся в процессе нашей беседы. Да, так вот… Как запрягли они бегунчанку да как понеслись в Пустошь Пустынную, так за ними
– Почему это?
– Почему-почему! А заложник им на что? Продырявим, сказали, малому башку, если погонитесь, угрохаем, так и знайте.
– Точно психи какие-то ненормальные.
– Ты не себя – ты меня слушай. И такого они, вишь, стрекача задали, что их и след простыл. И никто за ними не гнался. А когда начали поиски – ближе к вечерию уже, – поздно было.
– В смысле?
– В смысле, не видно ж ни жваха, да и бессмысленно гоняться за этими двумя отмороженными. Они, поди, давным-давно засели где-нибудь.
– Где это?
– Сам подумай! На ферме на какой-нить – тьфу, ох уж эти мне землякские словечки!
– Типа той, которой владеет милочка Зиззазза?
– Да может, прямо у неё.
– Так давай расскажем об этом ребятам из Розыска? Они все фермы прошерстят и вмиг этих двух отыщут!
– Больно им то надо! Как будто ищейкам нашим больше заняться нечем. К тому же это ещё вилкой по луже писано, что отыщут: сколько уже времени прошло, а? Вот то-то и оно. Попили они, беглецы эти, нашей водички, черты их разгладились, изменились, стали красивее – попробуй их узнай. И на Земле-то родной их теперь, поди, не узнают, даже самые близкие собратья. Да и жизненных сил в их организмах добавилось, да и желудки их, надо понимать, привыкли уже к змущщской пище. Работают они на ферме какой и горя не знают и беды, и, небось, растят своих маленьких землян. Вовеки веков никто их там не сыщет. А жизнь тамошняя, я тебе скажу, – малиника.
– Ой ли?
– Ой ли, ай ли, а я о такой жизни только мечтать могу. Эх, поехал бы я на своей бегунчанке далеко-далеко, оставил бы её в Пустынной Пустоши – чай, с голоду не помрёт, умеет сок из земли добывать, – а сам бы нанялся работником к какой-нибудь крале да помогал ей как мог, да жили бы мы с ней припеваючи.
– Ага, у нас тут красота. У нас, это… ну, слово… когда всё хорошо и лучше не надо, земское такое словечко…
– Рай.
– Рай, точно. У нас же – рай. А на Земле что, а, Чванк?
– Ну, раз они сбежали оттудова… А вообще, не знаю я, ничего не знаю, так что отстань. Хм…
– Что?
– Я тут подумал… а я бы не прочь, наверно, на денёк-другой слетать туда, глянуть, так сказать, что там да как. Вдруг, не так уж там и плохо, просто они чего-то недопоняли.
– А я бы с тобой смотался… в этот, как его…
– В отпуск.
– Во-во.
– Ну, будем надеяться, когда эти двое – или сколько их уже там? трое? четверо? В общем, если захотят они вернуться на планету свою, то захватят и нас с тобой.
– Бум наде, бум наде.
– Угу. Ну, всё, хватит мести, передохнём давай. Уф… Гляди, что у меня есть.
– Ух ты!
– Я за это гору жемчужин отвалил барыге одному, но всё-таки достал.
– С Земли?
– Нет, с носа у тебя! С Земли, конечно.
– А как это называется?
– Сигареты. Хошь?
– Давай. Думаю, вреда не будет.
– А вот, гляди, какую штучку мне вместе с пачкой дали, бесплатно. Зажигалка, чтоб ты знал. Раз – и огонёк горит.
– Вот ведь чудеса! – удивился Клацц, прикуривая и затягиваясь.
– Говорю тебе, грядут великие перемены, – также прикуривая и затягиваясь, заявил Чванк.
И как бы в подтверждение этой мысли два змущщца дружно закашлялись.
Сверхурочник
Всем сторонникам Павла Ефимцева посвящается
– Энгэ, – коротко ответил Хриплый. —
Негаллюцинирующие. Это люди, которые,
несмотря на вживлённые в мозг г-модуляторы,
умеют видеть настоящий мир. Не тот,
который подсовывают производители галлюцинаторов
и покрывающее их правительство, а всамделишный.
Тот, что существует в действительности,
а не в нашем воображении.
– Я не хочу возвращаться! – едва ли не выкрикнула Лида. – В реальном мире нет ничего интересного! – Худая высокая женщина с белыми волосами до плеч и непропорционально большим носом сложила руки на груди, всем своим видом показывая, что больше обсуждать эту тему она не намерена. Слово сказано, и оно – истина.
Ринат Ибрагимбеков вздохнул. Этому мужчине, чем-то напоминавшему Кларка Гейбла, полицейскому с солидным стажем, выработавшему за годы службы в правоохранительных органах волевой характер, невыносимо было думать, что он ничего не может поделать с постоянно повторяющимися истериками жены. Она серьёзно подсела на г-модулятор, точнее, на реальность, которую создавало устройство. Как ни пытался Ибрагимбеков выяснить у жены, что же столь привлекательное рисовало для неё воображение, в ответ – лишь молчание. И сверкающие глаза. О да, когда хотела, она могла быть очень убедительной. Покачав головой, Ринат ещё раз подумал о том, что, возможно, дело не обошлось без любовника. Мысль была неприятной, но неотвратимой, как надвигающаяся старость. Если не это удерживает Лиду в галломире, тогда что?
«Наверняка любовник, – подумал Ринат. – Какой-нибудь демон или монстр». Ему всегда казалось, что за напускной правильностью жены скрывается нечто нездоровое, какое-нибудь извращение: это бы всё объяснило. Если же он неправ… то ситуация ещё хуже, чем кажется.
– Ладно, давай попробуем снова, – медленно, сдерживая себя, проговорил Ринат. – Мир, в котором ты якобы обитаешь, искусственен – от начала и до конца…
– Вовсе нет, – раздражённо бросила Лида. – Он – проекция моих сознания и подсознания, а нет ничего более истинного, чем «я» отдельной личности.