Неоправданная ставка

Саянов Артур

Глава II

ПЕРВЫЙ ГЕРОЙ ИЗ СНА. ДЖОЗЕФ-БУБНОВАЯ ДВОЙКА.

На берегу живописного озера веселилась компания молодых людей. У королевского пажа Джозефа был день рождения, и по случаю его шестнадцатилетия Жюстин, юная фрейлина королевы, влюблённая в этого щеголеватого юношу, устроила вечеринку. В числе приглашённых были: королевский курьер по имени Жак, житель соседнего государства, прибывший накануне с посланием к королю Людвигу, помощник королевского повара Крис с подругой Жанной и молодая фрейлина королевы-матери, приглашённая Джозефом, дабы составить весёлую компанию гостю. Жак довольно часто посещал эту страну, и за время своего пребывания подружился с королевским пажом. Джозеф опаздывал, но это

никого не удивляло. Юноша не отличался пунктуальностью и находил тысячу причин, оправдывающих его опоздания. Чтобы скоротать время, молодые люди играли в карты. Пока Жюстин, Жак и Каролина предавались праздной лени, Крис раскладывал приготовленные им накануне блюда. Здесь был запечённый фазан, карпы из королевского пруда, много фруктов и несколько бутылок молодого вина. Не хватало только виновника торжества, который в это время сидел со скучающим видом в покоях королевы-матери и ждал, когда ему передадут письмо, адресованное сестре королевы, проживающей в другом городе. Джозеф должен был организовать отправку послания с курьером. Из королевской спальни вышла девушка и, кокетливо посматривая на юношу, предложила лимонада.

– Вы просто богиня, дарующая спасение умирающему от жажды, – вкрадчиво произнёс паж.

– Вы меня не помните, Джозеф, но месяц тому назад вы назначили мне свидание на берегу озера. Я прождала вас целый час. Вы, конечно, можете сказать, что не видели моего лица под вуалью, но моя фигура должна была подсказать вам. – Девушка качнула бёдрами и выставила вперёд свой внушительный бюст. – Две очаровательные подружки всё ещё ждут вас.

– Созерцание ваших пленительных форм, достойных восхищения, и прикосновение к вашей бархатной коже, покрывающей божественные формы, доставит моему неискушённому телу неземное наслаждение.

Девушка засмеялась.

– Не зря говорят, что ваши речи туманят женские головки. Что же будет, когда вам исполнится восемнадцать?

– Своё восемнадцатилетие я хочу встретить в чине министра одухотворения, а вы можете стать моей музой, – заговорщически произнёс юноша, притягивая девушку.

Отложенное любовное свидание пажа и фрейлины состоялось за тяжелой портьерой. Через полчаса королевский паж уже давал указания курьеру, после чего появился на озере. Приветствуя Джозефа, компания подняла такой шум, что подъехали два стражника, охранявшие королевский дворец.

– Не пора ли вам погасить огонь и убираться отсюда, – грозно сказал один из них.

Джозеф посмотрел на своих друзей, весело подмигнул и, повернувшись к всадникам, произнёс:

– Вы, видно, ещё не успели проснуться, что позволяете себе разговаривать в таком тоне с членом королевской семьи.

Стражники смущенно переглянулись:

– Простите нас, господин, но начальник охраны дворца очень строг.

– Ничего, – смягчился Джозеф. – Слезайте с коней и выпейте с нами вина за моё здоровье. Сегодня Джозеф Воливер отмечает своё шестнадцатилетие. Позвольте мне воспользоваться вашей лошадью. Я ненадолго покину вас, друзья мои.

Стражник кивнул, а Джозеф, вскочив на лошадь, растаял в ночи.

* * *

Майкл проснулся с необычным чувством. Он пытался продлить улетающий сон, но понял, что это невозможно. Несколько минут юноша лежал, глядя в потолок, и заново переживал любовную встречу Джозефа и фрейлины. «Интересно, чем закончился его день рождения, и вернулся ли он к своим друзьям?»

В комнату вошёл Эдвард.

– Почему ты такой хмурый, Эд?

– Майкл! – заговорил брат, присаживаясь на край кровати. – Ты осуждаешь меня за то, что произошло с нашим старым домом? Только ответь мне честно.

После пожара прошло больше года, но Эдвард по-прежнему был угрюм и нелюдим. Он мало разговаривал и редко радовался.

– Конечно, нет. Ты мой брат, я люблю тебя и не осуждаю, – ответил Майкл, с тревогой глядя на брата.

– И я тебя люблю, – сказал Эдвард, глядя перед собой.

– Эд, – Майкл выдержал паузу, – ты мой старший брат и знаешь намного больше, но за последний год ты так сильно изменился. Я помню, раньше мы могли подурачиться, подшутить над кем-нибудь, а сейчас видимся только

за столом в тех редких случаях, когда ты остаёшься на завтрак. Ты уходишь из дома так рано, что я тебя не вижу, а возвращаешься, когда я уже сплю. Может быть, у тебя появилась девушка, тебе неинтересно со мной, или ты до сих пор винишь себя в этом злосчастном пожаре?

Этой больной темы они старались не касаться, потому что пожар перечеркнул главенствующую роль Эдварда среди братьев.

Раньше в отсутствие отца он вёл все дела, и ему никто не прекословил. Теперь, чувствуя свою вину, Эдвард отдалился от своих близких, ушел в себя и старался работать вдали от дома. В огне сгорело то, что было дорого семье: бесценная библиотека, которой так гордился отец; семейные фотографии, заботливо развешанные по стенам бабушкой. Для отца фотографии значили многое: на них были запечатлены этапы становления его маленькой империи. Эпштейн-старший подолгу рассматривал их, вспоминая тяжёлые дни молодости.

Слёзы навернулись на глаза старшего брата.

– Когда сгорел наш дом, отец многое мне сказал. Я сжёг не просто дом, я сжег историю нашей семьи. Этот дом построил наш дед. Он хотел, чтобы в этом доме выросли внуки наших внуков. Он завещал отцу: «Только когда десятый мальчик огласит этот дом криком своего рождения, можете строить другой». А я просто взял и сжег прошлое и настоящее нашей семьи. Как такое могло случиться? Отец был суров и говорил обидные слова: «Ты имеешь право жить в этом мире и пользоваться всеми его благами. Почему ты отнял моё право на эти блага? Завтра утром привезут скакунов, а Эпштейн сошлётся на пожар, в котором сгорели все его деловые бумаги. Люди, конечно, посочувствуют, но я тебе скажу другое: они будут считать меня идиотом, хранящим деловые бумаги в стенах дома, меж тем как уже несколько раз предлагали мне открыть в городе контору и хранить ценные бумаги в банке. Ты мой сын, Эдвард, но ты причинил семье такой убыток, что даже когда нам приходилось на кого-то работать, чтобы прокормить себя, положение моё было гораздо лучше».

Эдвард замолчал, не в силах говорить из-за нахлынувших чувств.

– Он думал, я не понимаю, какую беду сотворил, но ведь я не хотел этого. Ты помнишь, каким холодным был день. Я думал, мы вместе будем греться у камина. Отец порол меня так, словно выбивал пыль из слежавшегося ковра.

Сказанное старшим братом настолько расстроило Майкла, что у него тоже потекли слезы. Неужели отец мог так жестоко поступить? Майкл крепко обнял брата. С этой минуты кровное родство подкрепилось родством глубоко душевным.

Из братьев Эдвард любил Майкла больше, чем Рэма, Рэм сильно походил на отца, но не унаследовал его деловых качеств, лишь перенял непримиримую натуру и жёсткость старшего Эпштейна. Рэм частенько подшучивал над старшим братом, называя его неудавшимся пожарником.

Какое-то время Майкл переживал сказанное братом, и в один из дней произошло событие, за которое Эдвард считал себя обязанным младшему брату всю оставшуюся жизнь. Майкл во время очередной прогулки забрёл на пустырь, где жители посёлка хранили разного рода ненужный хлам. Сюда привозили разносортный строительный мусор, и между тем здесь можно было отыскать необходимые материалы для мелких нужд. На краю пустыря чернела куча обгоревшей мебели и прочего строительного хлама, образовавшегося после пожара в доме Эпштейнов. Внимание мальчика привлекло что-то похожее на шкатулку с металлическими уголками. Майкл разворошил золу и извлёк небольшую, но достаточно вместительную, деревянную шкатулку. В некоторых местах дерево почти прогорело, но при этом шкатулка осталась целой. Открыв её, он обнаружил, что огонь абсолютно не коснулся содержимого. Здесь находились несколько бумаг, обёрнутых в плотную ткань, множество фотографий и камень с дырочкой по краю, в которую был продёрнут тонкий волосяной шнурок. Майкл бежал, сломя голову, и несколько раз, спотыкаясь, падал, но продолжал держать сокровенную находку. С разодранными коленями он вбежал во двор как раз в тот момент, когда отец, оседлав жеребца, собирался отправиться на плантацию. Ричард увидел в руках сына до боли знакомый предмет, соскочил с коня, и подбежал к Майклу.