Неоспоримый
Шрифт:
— Ты дерешься грязно.
Он усмехнулся, разминая пальцы и рассматривая маленький след от укуса. В его глазах блеснула гордость.
Я пожала плечами.
— Я вообще не дерусь, это инстинкт самосохранения и некоторые советы, которым меня научили. Каждая женщина должна знать какую-то элементарную форму защиты.
— Согласен. Забавно, но ты тогда думала, что я не причиню тебе вреда.
Он злорадствовал. Я проглотила комок в горле, он продолжил.
— Что говорит мне о том, что какая-то часть тебя доверяет мне. Продолжай, задай вопрос, который вертится на кончике твоего
Я нахмурилась.
— Что происходит между тобой и Сарой?
Он одарил меня озадаченной улыбкой.
— Ничего.
— Тогда почему вы были запечатлены вместе на фотографиях, выставленных на всеобщее обозрение? — я указала.
Он запнулся.
— Она убьет меня, если узнает, что я делюсь этим, — он тяжело вздохнул. — Эта информация не выйдет за пределы этой комнаты, понятно?
Я кивнула.
— Я оказывал ей услугу, ее партнер не смог присутствовать вместе с ней. Это предотвратит сплетни о ее отношениях, если ее увидят с другими.
— Почему она хотела скрыть свои отношения?
— Потому что она защищает свою девушку.
Мои глаза выпучились. Все считали, что ей нравились мужчины.
— Да… Не только это, но ее девушка — дочь высокопоставленного политика с гомофобной позицией. Это поставило бы под угрозу его карьеру наряду с другими более серьезными проблемами, которые могут иметь катастрофические последствия.
— Значит, она моя подруга? — я нахмурила брови.
— Сейчас — да. Много лет назад мы были близки, пока не решили, что нам лучше работать как друзьям, которые не трахаются, — признался он.
— Все твои бывшие чрезвычайно привлекательны? — спросила я.
Мои мысли обратились к Саре и Елене, и я постаралась не сравнивать себя с ними.
Нико усмехнулся. Дело было не в том, что Сара была другом, а в том, что он никогда не говорил мне. Я должна была услышать это от него до того, как это произошло, а не из какого-то неизвестного источника или случайно наткнувшись на фотографии, которые оставили меня в полном неведении.
— Ты, должно быть, был уверен, что я не увижу. В противном случае ты, конечно, доверился бы мне? — я продолжила с жесткой ноткой в голосе. — Я думаю, тебе удобно держать некоторые вещи в секрете, это тебя устраивает. Сколько секретов ты планируешь сохранить от меня, Нико?
Я ударилась спиной о стену, и Нико навалился на меня. Я не поняла, как ему удалось загнать меня в угол. Я прижала руки к поверхности позади себя. Он сжал в руке мой конский хвост, намотал пряди на кулак и потянул назад. Мое лицо поднялось ему навстречу. Мое тело гудело, гипертрофированно осознавая его присутствие.
Поддерживая зрительный контакт, Нико провел пальцем по ложбинке между моих бедер.
— У меня не будет от тебя секретов. Но, скорее всего, в будущем я буду делать то, что тебе не понравится, по причинам, которые я не могу тебе назвать. Уверяю тебя, о некоторых вещах лучше умолчать.
Моя спина непроизвольно выгнулась. Его большой палец присоединился к пальцу, который опустился ниже, и нежно обвел мои соски над
— Почему? Кто ты такой?
Его взгляд стал жестче.
— Небезопасный. И я для многих разных людей таков, но для тебя я твой мужчина.
После нескольких часов, проведенных в одиночестве, чтобы обдумать свои мысли в перспективе, я присоединилась к Нико за ланчем, где он спокойно наблюдал за мной. Я хотела задать другой вопрос, который, как он обещал, я смогу задать, но погрузилась в уютное молчание, пока мы ели. Еда была не единственной причиной, по которой я присоединилась к нему.
Эта глубокая связь, которую я разделяла с Нико, казалось, притягивала меня к нему. Тихий голосок в моей голове понял, что он каким-то образом оставит на мне след.
— Кейли сказала кое-что интересное. Она называет тебя и твоих друзей луковками, со всеми этими скрытыми слоями.
Я нарушила молчание, пересаживаясь на диван напротив него.
— Это не такая уж ужасная аналогия, — признал он.
— Теоретически, тогда я ничего о тебе не знаю.
Я натянула одеяло на скрещенные ноги, кондиционер в помещении был холоднее, чем на улице.
Нико наклонился вперед; его локти уперлись в колени.
— Ты можешь узнать кого-то на элементарном уровне, не зная бесполезных фактов об их жизни. Но почему1то ты зациклилась на этом. У тебя есть свой вопрос, что ты хочешь знать?
Я прикусила губу.
— Твой отец действительно такой плохой, как я слышала от других?
Челюсть Нико сжалась, взгляд стал отстраненным.
— Намного хуже. Гектор — паразит, который питается страданиями других, чтобы продвигать свои планы.
Я потерла рукой лоб.
— Но он твой отец. Разве он не хотел бы, чтобы ты была счастлив, и не желал бы для тебя самого лучшего?
— Не у всех нас идеальные семьи, которые боготворят землю, по которой мы ходим, только за то, что мы живы.
Он усмехнулся.
— Мной управлял родитель-диктатор, который не считался с моими желаниями или чувствами. Не разговаривай, не доверяй, не чувствуй — шесть слов вдалбливали в меня ежедневно, пытаясь держать в повиновении, пока я не съехал. Это не сработало.
Мое тело напряглось, и я почувствовала, как запылали мои щеки. Гнев захлестнул меня, когда я представила маленького мальчика, который пытался угодить своему отцу, беззвучно взывая о признании, прежде чем понял, что это ничего не меняет. Боль и замешательство, которые, должно быть, вызвали.
— Это не сработало, — повторила я. — Ты не он.
Нико подпер подбородок кулаком.
— Нет. У меня были друзья, бабушка и дедушка, которые неустанно работали, чтобы я знал, что у меня есть выбор. Я восстал против его контроля и выбрал свой собственный путь. Я убедился, что нужно говорить, доверять и чувствовать. Но пока Гектор все еще дышит, его неправильные решения и поступки продолжают влиять на большее количество людей, чем только на меня.… до такой степени, что это выходит из-под контроля.