Неотвратимость
Шрифт:
Чарльз молчал. Не находил, что сказать. Не был до конца уверен, что же он чувствует. Удовлетворение?
– Пока ты там это перевариваешь, хочу сказать, что я подергал за кое-какие ниточки и тебя пропустят на его казнь. Ты заслужил это увидеть.
– Где?
– Линкольн, Государственная тюрьма Небраски. 25 июня, в полночь.
– Спасибо, Билл, – тихо поблагодарил его Чарльз после короткой паузы.
– Не стоит. Пускай со мной многие не согласятся, но я считаю, что ты много сил вложил в это дело. Хоть напортачил и оно стало для тебя последним. Но я видел тебя тогда. Ты действительно заслуживаешь увидеть, как этот мерзавец отправиться в ад.
– Очень надеюсь, что чертов стул закоротит, – холодно отозвался Чарльз.
– Узнаю старого Чарли! – рассмеялся Билл. – Ладно, ты уж извини, но у меня работы сегодня по самые яйца. Может быть, ты прилетишь пораньше, и мы заскочим в «Таверну Даффи», поболтаем. Вспомним былые времена. Сколько мы уже не виделись?
– С похорон Грейс, – осекся его напарник. – Хорошо, договорились.
– Да, точно… Ладно. Ох… Что ж, тогда, до встречи, – замешкался Билл.
– До встречи, Билл.
Чарльз положил
****
24 июня 2017 г., Линкольн
Перелет дался на удивление легче, чем обычно. После посадки Чарльз сразу, не задерживаясь, отправился к выходу из аэропорта – поймать такси. Это, к счастью, не заняло так много времени, как в Нью-Йорке. Проезжая по уютным улочкам Линкольна, детектив с горечью отметил, что, скорее всего этот город всегда будет пробуждать в его памяти не самые приятные воспоминания. Прокатившаяся несколько лет назад волна убийств, страх и тревога, будто бы застыли в темных сырых переулках. Сейчас большинство горожан уже позабыли об этом и постепенно вернулись к своей обыденной жизни. Иначе можно было лишиться последних остатков разума в этом безумном мире. Но Чарльз никак не мог забыть. Это дело въелось в подкорку его мозга, словно раскаленный добела прут. Как бы он себе не врал, но еще не прошло ни дня, чтобы он о нем не вспоминал. Хладнокровие и цинизм первого, и что самое страшное, массового, убийства, заставляла его содрогнуться даже по сей день. Чарльз за свою, пусть и не самую долгую, карьеру, успел повидать многое. Разной степени жестокости убийства, изнасилования, разбои, аварии. Сотни искалеченных тел живых и мертвых людей проносились перед его глазами. Со временем он стал проще относиться к проявлениям человеческой жестокости. Воспринимал это как работу, а к ней, надо сказать, он подходил серьезно и ответственно. Это все стало для него рутиной. Но увиденное в тот злополучный день, при осмотре непримечательного, казалось бы, домика даже его повергло в шок. Особенно… Чарльз тряхнул головой, отгоняя от себя те ужасающие воспоминания. Какой же тварью нужно быть, чтобы совершить подобное? Ответ на этот вопрос никогда не суждено будет получить. Вероятно, он и не требовался. Главное, что сегодня этому ужасу придет конец. По-крайней мере, Чарльз на это надеялся.
Он проезжал мимо озера Кэпитал Бич. Левее, сквозь поле и изгородь из деревьев, виднелись расположившиеся на Лейкшор драйв ряды аккуратных, двухэтажных домов. Детектив вспоминал, как после первого посещения Линкольна у него даже появились мысли переехать сюда, подальше от шума большого города. Он представлял себе уютный дом на Лейкшор драйв, просторную лужайку перед ним и задний двор, выходящий прямиком на берег озера. Грейс бы готовила салат из свежих овощей, купленных ею на местном рынке, а он сам, жарил барбекю во дворе, попивая прохладное пиво. Со временем они смогли бы позволить себе прикупить небольшой катер и вдвоем совершать романтические прогулки по озеру в жаркие июльские ночи. Сладостная идиллия, о которой многие мечтают. Но те мысли давно покинули его. Как и Грейс. Смотря теперь на эти чистые ухоженные дома, обрамленные лужайками с постриженным газоном, Чарльз все больше задавался вопросом – может ли быть так, что за этими умиротворенными стенами скрывается такое же первобытное зло, что однажды ему довелось повстречать самому? Как бы Чарльз не старался, болезненные образы все же вероломно врывались в его сознание. Тогда, они с Биллом, как назло, были в командировке в Линкольне и их подключили к расследованию резонансного убийства. Как установили они позже, Фредди Хойт, вечером 21 января пришел к дому своей подружки Марте Даунгейт. Дверь ему открыла ее мать. Родители были, мягко говоря, не в восторге от нового ухажера своей дочери. Между ними случилась перепалка, после чего, Вельда, мать Марты, захлопнула дверь прямо перед носом Фредди. Тот позвонил себе на работу из ближайшей телефонной будки, сообщив, что не выйдет на следующий день. А после вернулся к дому Марты, сел на крыльцо и стал ждать ее. Когда она, наконец, появилась, Фредди рассказал о намерении ее родителей пресечь их встречи. Разгоряченная Марта, которой на тот момент было всего 14 лет, влетела в дом и устроила отцу и матери шумный скандал. Фредди, вернулся к своей машине, чтобы забрать охотничью винтовку 22 калибра и проследовал в след за своей подружкой. Как он потом будет утверждать, винтовку он прихватил без умысла убийства. Он хотел пригласить Мэриона, отца Марты, на охоту. Естественно все это было чушью собачьей. Как бы то ни было, обстановка в доме Даунгейтов быстро накалялась. В какой-то момент Вельда сорвалась и набросилась с кулаками на Фредди. Тот не посмотрел, что имеет дело с дамой и не дал себя в обиду. Мэрион ворвался в гостиную с молотком, спешил на помощь своей жене. Хойт оттолкнул Вельду в сторону. Прогремел выстрел. Мэрион упал замертво. В его голове зияла дыра с кулак. Шокированная Вельда схватила со стоявшего неподалеку стола, еще не убранного после недавнего ужина, нож и набросилась на Фредди. Увы, но последний оказался куда быстрее. Хойт убил ее, как и Мэриона одним выстрелом в лицо. Но ему показалось этого мало. Он подошел к её, истекающему кровью, телу и несколько раз ударил прикладом винтовки по голове. В доме бы на тот момент воцарилась тишина, если бы не младшая сестра Марты – Бэтти Джин. Она, даже не осознавая, что только что стала сиротой, все же понимала, что произошло нечто ужасное и истошно кричала в своей кроватке. Фредди хладнокровно забил ее прикладом. Бэтти было всего два годика … После парочка спрятала тела взрослых в сарае и курятнике, на заднем дворе, а тело Бэтти Джин в коробку для мусора и оставили ее в уборной. Отмыли стены и полы от крови, и прожили в том доме еще неделю. Чтобы их не беспокоили, Марта прикрепила к входной двери записку, в которой написала, что все семейство Даунгейтов слегло сильным гриппом. Однако за ту неделю их успели посетить соседи, начальник Мэриона, старшая сестра Марты, Барбара фон Буш. Всех их девушке удалось отговорить от посещения дома. Кому-то она рассказывала про грипп, кому-то уже другие небылицы. Но это натолкнуло пару на мысль, что пора покинуть свое убежище. И не зря. Барбара и ее муж Боб, все же заподозрили что-то неладное. Они отправили своего друга к дому Даунгейтов. Ему уже была рассказана безумная история про вооруженных грабителей, что пробрались в дом и вроде как планируют ограбить местный банк. Прибывшая полиция, а чуть позже и Билл с Чарльзом, осматривали уже пустой дом. Фреди и Марта тем временем двинулись через Небраску, грабя и убивая на своем пути всех, кто им только попадался. Они добрались до Вайоминга, прежде чем их удалось поймать. И вот, по прошествии нескольких лет, этого ублюдка наконец-то приговорили к смертной казни. Впрочем, Чарльза не меньше интересовала и судьба Марты Даунгейт.
Такси остановилось напротив «Таверны Даффи». Чарльз рассчитался с таксистом, вышел из машины и, размяв затекшую спину, закурил. Билл уже ждал его у бара, приветливо махал ему рукой, стоило только тому заметить старого друга. Среднего роста мужчина, уже переваливший за сорок. Рыжеватые волосы, практически идеально зачесанные назад, в них уже явно проглядывалась проседь. Высокий лоб испещрен морщинами, похожими на приливные волны или силуэты далеких горных хребтов. Пышущие, из-под нависших бровей добродушием и энергией, темно-зеленые глаза. Массивный нос. Аккуратно постриженные усы и борода, что чуть ли не полностью скрывала верхнюю губу. Если сверху они еще отливали рыжеватым, напоминающим ржавчину, оттенком, то на подбородке и шее уже поблескивали благородным серебром. Левое ухо Билла было куда более оттопырено, нежели правое. Несмотря на это, он сразу создавал впечатление серьезного, даже слегка грубоватого, вспыльчивого человека. И надо отметить, это первое впечатление не далеко ушло от истины. На Билле был темно-серый костюм в крупную клетку, бирюзовая однотонная сорочка и темный галстук с узором. Чарльз был уверен на все сто, что на ремне, спрятанном от посторонних глаз полами пиджака, висел полицейский жетон, а в кобуре под левой рукой, всегда наготове Sig Sauer P226.
– Привет, Билл! – пожал ему руку Чарльз.
– Отлично выглядишь, старина, – Билл добродушно похлопал приятеля по плечу, – ну что, вперед. У меня знатно пересохла глотка, пока тебя ждал. Где ты там застрял?
«Таверна Даффи» нисколько не изменилась с последнего их визита. Стены из красного кирпича, со временем растерявшего свой былой яркий оттенок. Просторный зал, в котором расположились столы для бильярда, музыкальный автомат, а в самом углу небольшая сцена, на которой не упускали возможности выступать практически все, мало-мальски стоящие местные группы. Билл и Чарльз выбрали себе один из немногочисленных свободных столиков и заказали себе выпить. Оба по стакану Гиннеса, но Билл, у которого, судя по всему, в дальних родственниках затесались ирландцы, сразу же попросил к пиву рюмку Джеймесона, безо льда.
– Когда мы с тобой последний раз, вот так, спокойно сидели в баре? – начал Билл.
– Я честно, не считал, – коротко и неуверенно улыбнулся Чарльз.
Последовал легкий, но звонкий удар стеклянных стаканов. Оба сделали по хорошему глотку пива.
– Ну, как там у тебя дела? Как твоя детективная практика?
– Да не особо, если честно. Занимаюсь поиском нелепых мелких собачонок, роюсь в грязном белье недоверчивых супругов, пытаясь выяснить что-то об их изменах. Временами пытаюсь найти пропавших людей. В общем – сбылась мечта идиота.
– Знаешь, мы в Департаменте занимаемся той же херней, только с кровью, трупами, насилием и сотней другой бумажек в придачу. А так, те же яйца, только в профиль. Сам не знаю, как я до сих пор терплю все это дерьмо.
– Да, понимаю, – подтвердил Чарльз.
– А то. И все же, к удивлению, у тебя терпения, оказалось куда меньше.
Билл, сам того не желая, ударил по больному. В памяти отчетливо всплыла та, пропитанная безумием, ночь. Бьющий в нос резкий аромат озона, витающий в воздухе после разбушевавшейся грозы. Полная луна, зловеще нависшая огромным нем глазом над пустынным полем. Фреди Хойт стоящий на коленях, прямо в луже грязи. И разъяренный, потерявший самообладание, Чарльз за его спиной, уверенно направивший свой табельный пистолет прямиком ему в затылок. Неистовый стук сердца в груди, что заглушал даже голос Хойта. Если бы Билл тогда не успел, он бы точно пристрелил его. Одним выстрелом, вышиб бы из его никчемной черепной коробки всю ту мерзопакостную гниль, что тухла там годами. Но на его счастье, Билл все-таки успел вовремя. За такой проступок не просто бы выгнали из Департамента, но им удалось выкрутиться, а возникшие неровности загладить. Но Чарльзу пришлось оставить карьеру детектива Департамента.
– Да, я не устану тебя благодарить, за то, что помог мне выкрутиться. До сих пор с трудом верится, что мне удалось выйти из той передряги относительно сухим.
– Да, чего уж там, – махнул рукой Билл, – но знаешь… меня до сих пор интересует вот что. Тот случай. Все дело было в Бэтти Джин?
– Да, именно в ней, – после некоторой паузы и с неохотой ответил Чарльз, – это чудовищное хладнокровие… я не был к такому готов. Вообще сомневаюсь, что к подобному можно быть хоть как-то готовым.
– Ох, даже вспоминать не хочу. Больные мрази. Это не то, что нелюди, а даже хуже диких зверей, – скривился Билл.
– Кстати о Хойте… Как все-таки удалось его приговорить к смертной казни?
– Это долгая история. Говнюк пытался выкрутиться всеми возможными способами. Писал разные жалобы и нелепые ходатайства, что затягивало процесс и сбор улик. По всему штату ведь наследили. Ну, это ты и сам помнишь. А что творилось на суде, ты бы видел. Его адвакатишко, Клемент Гоган, как он выступал. Боже. Представляешь, говорил, будто бы Малыш Рэд есть продукт нашего общества! Мол, и он сам, когда был молод, так же всех ненавидел, презирал. Втирал нам, что надо пощадить бедного юношу.