Неожиданный роман (Мой нежный ангел)

Стил Даниэла

— Мне очень понравилась кроватка Питера и доктор. Он очень добрый. И еще он не любит уколов, как я. — (Подобное родство душ, решила Лиз, должно было казаться мальчику очень важным.) — Я думаю, Питеру он тоже нравится.

— Конечно, дорогой. И не только Питеру, но и мне тоже — ведь Дик спас твоему брату жизнь.

— Тогда в следующий раз я скажу Дику, что я его люблю. Он теперь будет мне как Санта-Клаус. Нет, даже лучше — как еще один брат!

Вечером Джеми рассказал сестрам о чудесной кровати Питера, которая может подниматься и опускаться, и о замечательном докторе, который спас Питера и который тоже боится уколов. Визит в больницу явно стал для него

одним из самых ярких впечатлений — ярких и позитивных, что было немаловажно. Правда, ночью Джеми снова пришел спать в комнату Лиз, но впервые за много недель спал он спокойно и не видел дурных снов. В последнее время ночные кошмары буквально преследовали его. Увы, для самой Лиз мало что изменилось. Эта ночь — как и бесчисленная вереница предыдущих — была наполнена для нее туманными и тревожными грезами, горькими мыслями о Джеке, беспокойством за Питера. Люди, лица, несчастные случаи, потери и другие беды — в ее сознании все это смешивалось в невероятный горький коктейль, который она пила капля за каплей каждую ночь и никак не могла выпить до дна. И не было ничего удивительного, что, проснувшись утром, Лиз чувствовала себя так, словно всю ночь ворочала мешки с углем.

— Ты устала, мама?

— спросил и Джеми, который проснулся ровно в шесть, почти одновременно с матерью.

— Очень, — честно призналась Лиз, подавляя стон.

Последние несколько дней, когда, терзаемая страхом за сына, она почти не ела и не спала, не могли не сказаться. Сейчас, когда напряжение немного спало, Лиз чувствовала себя совершенно разбитой. Почти то же она испытывала, когда потеряла Джека; правда, на этот раз всех их ждал счастливый конец, но до него еще следовало дожить. Как будто ничто больше не угрожало ни ей, ни детям, но после всего, что выпало на ее долю, Лиз очень боялась сглазить.

Приготовив детям завтрак, Лиз поехала в офис. Посетив судебные слушания, которые, к счастью, были достаточно короткими, Лиз отправилась в больницу, где ее уже ждали Кэрол и девочки. Джеми на этот раз остался у соседей, поскольку Лиз казалось, что ему пока хватит сильных переживаний, Девочки тоже были рады повидать брата. Они смеялись и болтали, перебивая друг друга, они засыпали его новостями, рассказывали о своих новых увлечениях и друзьях, расспрашивали о самочувствии и в конце концов так утомили Питера, что через час после их ухода ему потребовался укол болеутоляющего. Когда же он наконец уснул, Дик и Лиз вышли в комнату для посетителей, чтобы поговорить.

— Джеми был прав! — сказала Лиз и нахмурилась. — Девочки таки уболтали его. Как ты думаешь, Питеру это не повредит?

— Что-что, а заговорить мужчину насмерть женщины способны, — улыбнулся Дик. — Нет, я не думаю, чтобы это ему повредило: положительные эмоции необходимы любому человеку, и больному, и здоровому.

К тому же с помощью сестер Питер хоть немного, но приобщился к реальной жизни, от которой за эти дни успел отвыкнуть. В общем, я считаю, все прошло замечательно.

Потом они заговорили о том, когда Питер сможет вернуться домой. Дик полагал, что, если не случится ничего непредвиденного, его можно будет выписать накануне Дня труда, до которого оставалось меньше двух недель. Он сказал также, что мог бы выписать Питера и раньше, но хорошо бы убедиться, что внутренняя гематома окончательно рассосалась и ничем больше не угрожает здоровью юноши. Его слова звучали разумно, и Лиз согласилась. Спешить действительно не стоило.

Разговор с Диком неожиданно напомнил Лиз о другой проблеме, которую она собиралась обсудить с детьми. В этом году они решили не устраивать вечеринку

на День труда, Четвертое июля они тоже не праздновали.

Но сейчас Лиз казалось, что они могли бы как-то отметить выздоровление Питера. Правда, у них была запланирована поездка на озеро Тахо, но Лиз сомневалась, что столь далекое путешествие пойдет Питеру на пользу.

— Значит, — спросила она, — Питер сможет вернуться в школу вовремя?

— Вовремя или в крайнем случае на неделю позже.

Смотря по тому, как он будет себя чувствовать, — ответил Дик. — Я бы рекомендовал не торопиться с занятиями — все-таки сотрясение мозга есть сотрясение мозга.

И, безусловно, ему нельзя пока садиться за руль. Пусть потерпит пару месяцев.

Лиз задумалась. В сентябре она собиралась проехать с Питером по Западному побережью и посетить расположенные в этом районе университетские колледжи, но теперь поездку тоже приходилось откладывать до тех пор, пока он не окрепнет. Что ж, решила она, может быть, это и к лучшему. За это время Питер окончательно определится, где именно он хочет учиться, и, возможно, поездка не понадобится вовсе.

Они еще немного поговорили о том, как должен идти процесс выздоровления, а затем Дик снова пригласил Лиз к себе в кабинет на чашку кофе. На этот раз она согласилась не раздумывая — ей просто необходимо было взбодриться.

Войдя в кабинет, она буквально рухнула в уютное продавленное кресло, накрытое шерстяным шотландским пледом. Только сейчас Лиз почувствовала, как же она устала.

— Замучилась? — сочувственно спросил Дик Вебстер. Он знал, как много она везет на своих плечах, и не мог не восхищаться силой и стойкостью этой маленькой женщины с огненными волосами. Отчего-то ему казалось, какие бы испытания ни выпали на ее долю, она все равно останется спокойной, собранной, любящей и бесконечно внимательной к своим детям.

— Не больше, чем ты, — мягко ответила она и вздохнула.

— У меня нет пятерых детей, один из которых лежит в больнице, — возразил Дик. — «И сына с задержкой умственного развития, который требует особого ухода и внимания, не говоря уже о проблемах трех почти взрослых дочерей», — добавил он мысленно. — Когда я думаю об этом, мне, ей-богу, становится не по себе. Не понимаю, как ты справляешься…

— Иногда я и сама этого не понимаю, — сказала Лиз. — Я просто делаю то, что должна делать, — вот и все.

— А кто заботится о тебе, Лиз? — негромко спросил он, глядя на нее поверх своей чашки кофе.

— Иногда — Питер, а иногда — я сама. Моя секретарша, моя домработница, мои подруги, даже моя мать — все они помогают мне по мере сил. В этом отношении я счастливая женщина, — ответила она, но Дику ее слова показались более чем странными. Никакая женщина не могла считать себя счастливой после того, как потеряла мужа, на которого она опиралась в течение двух десятков лет. Он ясно видел, что Лиз работает за двоих, стараясь возместить себе и детям эту невозвратимую потерю. Как ни странно, ей это удается, вернее, почти удается.

Дик тоже вздохнул.

— Иногда я кажусь самому себе беззаботным, как мотылек, — сказал он. — Особенно по сравнению с тобой.

У меня нет даже рыбок или домашней черепашки — только я сам. Должно быть, я слишком большой эгоист — или всегда был таким, или стал им с годами. Хотел бы я знать, не потому ли мой брак оказался таким неудачным?

— Я бы не стала сравнивать тебя и меня, — возразила Лиз. — У нас совершенно разные ситуации. В конце концов, каждому человеку нужно что-то особенное, что-то совсем свое. Мне важнее дети, тебе — твоя медицина.