Неожиданный роман (Мой нежный ангел)
Шрифт:
«Стоп, — сказала она себе. — Кажется, здесь кто-то собрался за кого-то замуж? Нет уж, голубушка, прежде чем думать о новом замужестве, разберись-ка ты сначала с собой!»
В самом деле, прежде чем решаться на подобный шаг, она должна была раз и навсегда определить для себя, в какой мере чувство к Дику Вебстеру бросает вызов ее верности Джеку. Стоит ли он ее чувств, коль скоро — по его собственному признанию — ее новый знакомый был больше склонен к мимолетным связям, чем к серьезным, длительным отношениям.
Эти мысли не оставляли ее до середины октября.
Лиз даже испытала облегчение, когда в один из уикендов они с Питером все-таки отправились в поездку по колледжам Западного
Питер видел ее улыбку, но ничего не сказал. В последнее время он вообще старался не делать и не говорить ничего, что могло бы омрачить хрупкие и не до конца определенные отношения его матери и Дика Вебстера. Дик ему искренне нравился. Желая, чтобы их роман продолжался, Питер заботился главным образом о матери, которая, как он понял из того немногого, что она говорила, никак не могла решиться ни на что конкретное.
По возвращении из этой поездки Лиз увиделась с Диком только через несколько дней, да и то ненадолго: он был на дежурстве, и они встретились в кафетерии больницы, чтобы съесть по гамбургеру и выпить по чашечке кофе. Многие сиделки помнили Лиз; некоторые дружески кивали ей и просили передать привет Питеру. Она чувствовала себя неловко оттого, что, кроме встречи с Диком, у нее не было в больнице никаких дел.
— Видишь, как тебя все любят, — посмеивался Дик, торопливо допивая кофе. Он-то знал, какое сильное впечатление произвела на персонал травматологического отделения ее преданность сыну. Далеко не все родители были так внимательны и заботливы, как Лиз, Сама она этого, казалось, не замечала. Для нее это было совершенно естественным. Таким же естественным она считала и свой интерес к работе Дика, к его повседневным делам и трудностям, о которых Лиз расспрашивала совсем не из вежливости. Ее действительно заботило, как ему живется, как работается. У Дика каждый раз теплело на сердце, когда Лиз проявляла свое отношение к нему подобным образом. Он был ей небезразличен — Дик ясно это видел, но Лиз по-прежнему не решалась назвать вещи своими именами. Подобное признание все еще было сопряжено для нее со слишком большими проблемами морального свойства, и каждый раз она малодушно откладывала решение на потом.
И все же Лиз менялась — менялась, несмотря ни на что. И вовсе не случайно, что, когда через неделю после возвращения из Лос-Анджелеса она заглянула в кладовую, где висели костюмы Джека, они вдруг показались ей безжизненными и унылыми. Теперь даже смотреть на них ей было трудно, а мысль о том, чтобы прижаться к ним лицом, как она делала когда-то, и вовсе не пришла ей в голову. Глядя на эти старые костюмы (просто костюмы, ибо если раньше она воображала себе Джека, его лицо, фигуру, то теперь она видела только потускневшие пуговицы, добротную черную или синюю ткань верха и шелк подкладок), Лиз поняла, что она должна сделать ради себя, ради своего будущего. Разумеется, уверила себя Лиз, это не имеет никакого отношения к Дику Вебстеру; просто со дня гибели Джека прошло уже десять месяцев. Теперь она наконец созрела для того, чтобы расстаться с прошлым, которое не отпускало ее столько времени.
Лиз принялась один за другим снимать костюмы с распорок и аккуратно укладывать их на расстеленную по полу оберточную бумагу, которая нашлась на одной из полок. Она уже решила, что передаст их благотвори-. тельному магазину «Армии спасения». Сначала, правда, Лиз подумала, а не отдать ли их Питеру, но он был слишком
Ей потребовалось два часа, чтобы освободить ящики комода и снять все, что висело в кладовой. Лиз уже заканчивала, когда к ней в спальню зачем-то зашла Меган.
В первую секунду с губ Меган сорвался гневный возглас, но тут же она расплакалась, громко всхлипывая.
На мгновение Лиз показалось, что своим поступком она убила Джека во второй раз. Меган горько рыдала, глядя на аккуратные стопки одежды и белья на полу, а Лиз растерянно смотрела на нее и не знала, что ей делать, что сказать. Она сама едва не заплакала, но, взяв себя в руки, подумала, что Джека не вернешь, сколько ни храни это старое барахло. Уж лучше отдать его вещи кому-то, кто в них нуждается. Но стоило ей увидеть заплаканное лицо дочери, и Лиз снова заколебалась.
Неужели она приняла не правильное решение?
Но Меган плакала вовсе не об отце.
— Зачем ты это делаешь? — требовательно спросила она в перерыве между рыданиями. — Это из-за него, да?..
Она имела в виду Дика, и Лиз отрицательно покачала головой.
— Нет, Мег, Дик тут ни при чем. Просто я должна это сделать. Уже пора. Мне слишком больно видеть эти вещи здесь. — Она попыталась обнять дочь, но Меган вырвалась и убежала к себе. Лиз слышала, как хлопнула дверь ее комнаты, и, тяжело вздохнув, последовала за дочерью. Ей хотелось как-то утешить ее, но Меган заперлась и не открывала. Лиз вернулась к себе в спальню, чтобы разложить одежду Джека по коробкам. Дверь она оставила открытой, и проходивший по коридору Питер сразу увидел, что она делает. Остановившись на пороге, он печально улыбнулся и предложил Лиз помочь.
— Хочешь, я это сделаю? — спросил он.
— Я должна сама, — ответила Лиз грустно. Если не считать многочисленных фотографий и кое-каких принадлежавших Джеку мелочей, эта одежда была едва ли не последним напоминанием о том, что он когда-то жил в этом доме. Лиз было нелегко расставаться со всем этим, что бы она ни говорила. Но когда она подумала, что у нее остаются их с Джеком дети, ей сразу стало намного легче.
Питер помог ей упаковать в ящики последние костюмы, после чего они вместе стали сносить их в гараж и грузить в фургон. Когда они возвращались, остальные дети, словно почувствовав наступление некоего критического, переломного момента, один за другим выбрались из своих комнат и собрались в гостиной.
Они ни во что не играли, не смотрели телевизор — они просто стояли и смотрели на Лиз. В глазах их ясно читалось острое чувство потери.
Последней в гостиную спустилась Мег. Ее лицо все еще хранило следы недавних слез, но зеленые глаза слегка поблескивали, словно она что-то для себя решила. Посмотрев на сестер и младшего брата, Меган чуть заметно кивнула и, не говоря ни слова, каждый из них схватил что-то — коробку, мешок, убранное в чехол пальто — и тоже понес в гараж.
Для всех это было последним прощанием с отцом.
У Лиз на глаза навернулись слезы, когда она подумала, чего стоило детям отбросить свои личные, эгоистические мотивы и поддержать ее подобным образом. Пока последняя коробка с ботинками не оказалась в гараже, никто из детей не произнес ни слова. Лиз была вдвойне благодарна им за это. Лишь в самом конце Меган подошла к ней и шепнула тихо:
— Прости меня, мама.
Лиз повернулась к дочери и крепко обняла.
— Я люблю тебя, Мег, — сказала она, не сдерживая слез. Рэчел, Энни и Джеми тоже плакали; даже Питер как-то странно зашмыгал носом, и Лиз поняла, что ее семья снова едина.