Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей
Шрифт:
– Да, чахотка у меня, – отвечал он так просто, точно речь шла о простом расстройстве желудка.
– Отчего вам не лечь в больницу?
– Не берут ни в одну больницу.
– Простите, вы, вероятно, пьёте запоем?
На его лице появилась печальная улыбка:
– Я в жизни не брал в рот рюмки вина…
– Это с моей стороны нескромный вопрос, вы не рассердитесь? Как вы дошли до такого состояния?
Его глаза устремились вдаль, и на щеке появилась слеза, которая сейчас же высохла: он весь горел.
– Это долго рассказывать, да и к чему? Мои дни сочтены, я только жду не дождусь смерти.
– Если это вам не очень тяжело, расскажите мне ваше прошлое…
– Я учитель. Я с золотой медалью окончил гимназию и держал потом экзамен на учителя. Получил место в №, пробыл два года, а теперь третий год без места… Пожалуй, в настоящем положении я и не мог бы уже служить…
Он страшно закашлялся, и яркий румянец заиграл на щеках. Приступ продолжался несколько минут. Один из ночлежников начал ругаться:
– Шёл бы в больницу умирать, только людям спать не даёшь…
Опять та же горькая улыбка. Он кивнул головой в сторону говорившего:
– Его правда… Вот, ночуй хоть на улице, нельзя же ведь мешать им выспаться за свои три копейки. Им тоже силы нужны к утру…
– Неужели у вас никого нет в Петербурге знакомых?
– Никого. Я приехал, думал, найду место, буду лечиться, ну, а место найти не легко…Проел всё, что было, вот, видите, до чего, а места всё нет…
– Но неужели у вас, так-таки, на всем свете никого близкого нет?
– Мой отец любил меня до безумия, матери я не помню… С отцом у меня прошло золотое детство; он умер, оставив меня уже учителем, человеком обеспеченным. О, если бы он мог думать, что станет с его Петей. Отец, отец!
Конец ознакомительного фрагмента.