Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир
Шрифт:
В неожиданно наступившей тишине на Сенатской площади стало слышно, как каркают мечущиеся над кронами деревьев вороны. И в этой мертвой тишине неожиданно заговорил генерал Маннергейм.
– Господа, – сказал он, – сограждане, товарищи. Я взялся на себя эту нелегкую миссию потому, что иначе всех нас ждала бы жестокая братоубийственная война, в которой за нас были бы добрые пожелания стран Антанты, а против – вся вооруженная мощь Советской России.
Я участвовал в сражении с частями германской армии под Ригой, и я знаю – о чем говорю. Финляндия, вышедшая из состава Советской России, станет игрушкой, заложником враждебных ей сил. Точнее, ее превратят в поле боя, как это было во времена русско-шведских войн. Вспомните также 1863 год, когда нашлись горячие головы,
И еще, господа, это я обращаюсь к тем, кто стоит сейчас у здания Сейма. Напрасны ваши иллюзии, что страны Антанты или центральные державы намерены помочь молодой финской государственности. Это опасное заблуждение. Их цель заключается в том, чтобы превратить Финляндию в орудие для борьбы с Советской России.
Прошу всех, кто хочет добра нашей Финляндии, взяться вместе со мной за работу, предотвратить кровавый хаос и установить порядок в нашем доме. Мне было обещано, что никакие имущественные права не будут нарушены и ничья собственность не будет незаконно отчуждена, иначе как по решению суда. Да будет так.
Декрет председателя Совнаркома Сталина определяет особый порядок управления вплоть до момента проведения выборов по советским законам. А всем тем, кто не желает подчиниться этому распоряжению, лучше навсегда покинуть нашу Финляндию, ибо правительство в Петрограде не хочет их крови, но и не может спокойно наблюдать за тем, как по их вине эта кровь может пролиться. Чтобы было всем известно, скажу – я уже написал прошение, о том, чтобы сразу после истечения срока моих полномочий меня направили обратно в армию.
Господа, товарищи, соотечественники – я сказал вам все, что хотел сказать. Теперь я прошу прекратить митинг и разойтись. Прошу не допускать опрометчивых решений – солдаты получили приказ действовать решительно, так что не стоит доводить дело до крайности. Время пустой болтовни закончилось, впереди всех ждет время реальных дел.
16 (3) декабря 1917 года, вечер.
Таврическая губерния, Джанкой
Тяжелый четырехмоторный самолет «Илья Муромец» после почти четырехчасового полета через Черное море из Одессы медленно снижался над равниной степного Крыма. Генерал-майор Владимир Евстафьевич Скалон посмотрел в маленькое квадратное окошко. Впереди, чуть левее, уже был виден Джанкой, который и был конечной целью длинного, почти двухсуточного перелета из Петрограда с четырьмя промежуточными посадками в Пскове, Могилеве, Киеве и Одессе.
Генерал-майор задумался. После неожиданного разговора с исполняющим обязанности начальника Главного штаба генерал-майором Николаем Михайловичем Потаповым, состоявшегося два дня назад, его жизнь снова круто поменялась. Теперь он служит правительству большевиков. Он, который всю жизнь считал себя монархистом и просто на дух не переносил само понятие «демократия».
– Владимир Евстафьевич, – сказал ему тогда генерал Потапов, – завтра рано утром из Петрограда в Крым вылетает воздушный корабль «Илья Муромец», и вам необходимо быть на его борту.
– Зачем же, Николай Михайлович? – удивился Скалон. – У меня никаких неотложных дел в Крыму на данный момент нет, и не предвидится.
– Поездка ваша необходима исключительно по делам службы, Владимир Евстафьевич, – ответил Потапов. – Поскольку Турция не желает, следуя примеру Германии и Австро-Венгрии, выходить из состояния войны с нами, то у товарища Сталина сложилось твердое мнение о том, что необходимо готовиться к любому развитию событий, включая и возможное проведение Босфорской десантной операции. И никто кроме вас, Владимир Евстафьевич, не справится лучше с ее планированием и подготовкой.
После слов Потапова со Скалоном произошло нечто весьма напоминающее финальную сцену из «Ревизора» Гоголя. Несколько минут он не знал даже, что и ответить коллеге. Какая, в задницу, может быть десантная операция, когда в России хаос, армия разложена, а в Севастополе царит полная анархия?
– Николай Михайлович, голубчик, – наконец нашелся Скалон, – да что вы такое говорите? Кто же сможет провести подобную операцию? В России сейчас нет боеспособной армии, и ее возрождения в обозримом будущем даже и не предвидится.
– Вы ошибаетесь, Владимир Евстафьевич, – без тени улыбки на лице ответил генерал Потапов, – хаос в России уже идет к концу. Выйдите на улицу и посмотрите, как изменился Петроград за два последних месяца. Что же касается армии, то она в России, как это вам ни покажется странным, есть, пусть и не такая огромная, какой она была когда-то. Далеко не все части подверглись разложению и оказались деморализованными.
Кроме того, у нас есть Красная гвардия, день ото дня крепнущая и увеличивающая свою численность. Офицеры и солдаты из ставших небоеспособными частей Юго-Западного и Румынского фронтов, желающие и дальше служить Отечеству, каждый день группами и поодиночке присоединяются к корпусу полковника Бережного. Численность его формирований уже достигла примерно ста тысяч штыков. Выход из большой европейской войны развязал нам руки, и теперь Россия сможет впрямую заняться решением проблемы Проливов. Что же касается состояния Черноморского флота, то за него тоже не стоит беспокоиться. В Крым уже направлены люди, задача которых состоит в том, чтобы привести флот в боеспособное состояние. Собственно, Владимир Евстафьевич, именно к ним мы вас и посылаем. Командир особой группы – майор Красной гвардии Османов Мехмед Ибрагимович. Его заместители: по морской части – контр-адмирал Пилкин Владимир Константинович, по сухопутной части – войсковой старшина Миронов Филипп Кузьмич…
– Ничего не понимаю, – сказал Скалон, – майор командует контр-адмиралом и подполковником… Да, и кроме того, почему Османов – он что, турок?
– Владимир Евстафьевич, – хитро улыбнулся генерал Потапов, – господин Османов это не совсем обычный майор, а… – и он, подняв вверх палец, покрутил им в воздухе, будто на что-то намекая, – в общем, он один из тех, кто прибыл к нам вместе с эскадрой адмирала Ларионова. Он ваш коллега, разведчик, очень тактичный, выдержанный и грамотный офицер. Майор действительно турок по рождению, но это абсолютно неважно, поскольку его семья проживает в Российской империи еще со времен царицы Екатерины Великой. Одним словом, он русский турок, в том же смысле, в каком вы, Владимир Евстафьевич, русский немец и патриот России ничуть не меньший нас с вами. При этом он правоверный магометанин, совершивший хадж в Мекку и хорошо знающий местные обычаи, что весьма немаловажно для решения проблемы, которая появилась вдруг у нас в Крыму в виде татарского автономизма. Поверьте, для этого дела Сталиным был выбран самый лучший специалист из всех, имеющихся в наличии.
– Хорошо, Николай Михайлович, – после недолгих раздумий сказал Скалон, – раз вы так настаиваете, то я готов немедленно отправиться в Крым, и сделаю там все, что в моих силах.
…И вот теперь, приближаясь к Джанкою, Скалон еще раз перебирал в памяти детали того разговора с генералом Потаповым. Совсем скоро он встретится с этим самым майором Османовым и увидит, как там обстоят дела на месте.
Кроме генерал-майора Скалона, в воздушном корабле находились с полдюжины хмурых неразговорчивых старослужащих матросов-балтийцев и двое механических чинов с эскадры Ларионова, сопровождавших упакованный в ящики какой-то громоздкий аппарат. Во время особо сильной болтанки один из техников все время чертыхался, обзывая гордость российского авиастроения, новенького «Илью Муромца» последней модели Е, «дедушкой русской авиации» и «чертовым кукурузником», что, конечно же, привлекло внимание Владимира Евстафьевича.