Непобедимый
Шрифт:
Когда он делал прием, то допускал распространенную ошибку, старался поднять подсеченную ногу вверх, вместо того, чтобы тащить ее вдоль ковра. Это естественное желание, хочется вывести соперника как можно больше из равновесия, но лучше не тянуть ногу вверх, а тащить ее вдоль и назад, за себя. Так он как будто закручивается и теряет способность сопротивляться еще больше.
Лучше всего такая подсечка проходит, если противник стоит с широко расставленными ногами или тянет на себя, но колени у него остались прямые. Тогда его надо сбить на пятку и завести влево.
На отработку каждого приема отводилось пять минут. Мы ловко бросали друг друга.
— Откуда ты знаешь, какие тут могут быть ошибки? — спросил Шкалин, поднимаясь в очередной раз. — Ты тут всего месяц ходишь, что за вундеркинд такой?
Я усмехнулся. Вопрос риторический, Дима знает, что я отделаюсь стандартным ответом, будто изучал самбо самостоятельно.
Хотя я слышал от Борьки и Суслика, что среди ребят ходит слух, будто я раньше занимался самбо на уровне КМС, но потом вынужден был сменить секцию. А родом я из Крайнего севера. Или из Дальнего восток.
И вообще сломал себе карьеру, потому что подрался с на танцах и проломил голову сыну высокопоставленного чиновника. Поэтому вынужден был на время уйти из спорта.
Кто-то еще говорил, будто я катался пьяный за рулем и совершил ужасное ДТП, пробив перила моста и уронив в реку другую машину. Короче говоря, странные и таинственные слухи.
— Надо просто использовать уши и глаза надлежащим образом, — ответил я, будто само собой разумеется. — Все органы чувств, чтобы понимать противника.
Шкалин показал на уши.
— Хватит вешать лапшу на уши. Сейчас мы с тобой поработаем в свободной схватке, а там уже будет видно, кто опытный.
Да, после отработки приемов минут сорок осталось на спарринг. Мы разделились на пары, я остался со Шкалиным.
Он ходит на самбо уже полгода, вполне опытный и способный борец. Но, честно говоря, частенько зарывается, пытается атаковать, но забывает про защиту.
Со Шкалиным достаточно просто работать в контратаке, дожидаться, когда он потеряет равновесие или оставит открытой руку или ногу, тогда можно успеть схватить его и поймать на болевой. Так я и сделал.
Мне удалось повалить его на бок и схватить хватом сверху запястье правой руки. Я перевернул его на лопатки и Шкалин отчаянно забился, пытаясь освободиться. Как раз отдал мне руку.
Я как раз находился рядом и нажал на его запястье, перегибая его локоть через свое бедро. Рука Димы согнулась, тогда я отжал его вперед и вниз за свое бедро. Потом поднял правую ногу и наложил голень на запястье его согнутой руки, попавшей в мой захват, как капкан.
Сейчас Шкалин лежал на спине, согнувшись, а левая рука поднята вверх и попала в зажим моей ноги. Я находился рядом сбоку и прижимал его к полу туловищем.
Теперь, чтобы завершить прием, осталось только приблизить ноги с пойманной рукой партнера к себе, выворачивая еще больше и создавая болевую нагрузку на его плечо и локоть. Низом живота я давил на плечо, чтобы Шкалин не мог его поднять и уменьшить боль.
Действовал осторожно, чтобы не сломать руку партнера. Наконец, Дима похлопал меня по плечу, сигнализируя о сдаче.
Когда я встал, то заметил рядом Степаныча. Тот стоял с мрачным лицом, сложив руки на груди и смотрел на нашу схватку. Потом поманил меня, махнув рукой.
— Ну-ка, герой, пошли, поговорить надо.
Эге, вот оно. Наконец-то, поговорим о том, что я хочу. Ну что же, я уже придумал кое-какие контрприемы против их отказа. Тут можно сыграть на том, что существуют исключения. Как и в любом виде спорта, всегда можно найти исключение из правил.
Если так посмотреть, то официальное признание самбо, как вида спорта произошло совсем недавно, буквально пять-семь лет назад. Регламент соревнований взят из дзюдо и борьбы, кое-что изменили, преобразовали под себя, адаптировали к советской специфике. Но даже там имеются исключения.
Так что, канон выступлений не является незыблемым. Он еще только в стадии формирования и я думаю, что если талантливому новичку позволят выступить на районных соревнованиях даже после двух-трех месяцев тренировок, это не будет таким уж грубым нарушением правил. За которые меня могут впоследствии дисквалифицировать.
Как всегда, все зависит от точки зрения и решения вышестоящих лиц. А там я постараюсь найти поддержку. Даже если сейчас услышу отказ.
Буду рыть носом землю, как бульдозер, но прорвусь на соревнования. Я не собираюсь терять время из-за формальных ограничений, когда уже могу выступать.
Вот с каким настроем я пошел за Степанычем в известную уже мне подсобку. Остальные ученики продолжали соревноваться между собой и старались бросить друг друга в ловком броске.
После того, как мы вышли с нашей половины зала и очутились на стороне вольников, я посмотрел, как они тоже швыряют друг друга. Более широкоплечие и приземистые, чем самбисты, хотя различий на самом деле не так уж и много.
Степаныч подошел к подсобке и нырнул внутрь. Дверь выкрашена белой краской, хотя уже не мешало бы обновить покраску. Внизу дверь уже потемнела от использования, пространство вокруг металлической ручки тоже слегка испачкалось.
Я задержался снаружи и услышал изнутри рассерженный рык:
— Ну, где ты там? Провалился, что ли?
Ладно, чему быть, тому не миновать. В крайнем случае, я всегда могу поменять секцию и выступать уже за другой клуб, там, где ко мне будут относиться лояльнее.
У Степаныча ко мне явное предубеждение. Видимо, не любит выскочек из новичков. Это убеждение трудно будет переломить, разве что я стану чемпионом Союза.
Я вошел в знакомую уже подсобку, пропахшую табачным дымом и стружками. Как обычно, за столом сидел дядя Федя, а Степаныч развалился за диваном, закинув ногу на ногу. На меня он не смотрел, закрылся свежим номером газеты «Советский спорт».