Непобежденная
Шрифт:
Иво хлестнул лошадей, и повозка тронулась с места. Проезжая мимо лагеря Ги, Ида попыталась разглядеть Годвина. В этот момент он как раз вышел из палатки и начал укладывать в повозку вещи Ги. Ида удовлетворенно отметила, что, хотя Годвин еще двигается медленно, следы побоев уже не так заметны. Девушка хотела помахать ему на прощание, но Годвина заслонили повозки, которые ехали сзади, и скоро она потеряла его из виду.
— Как дети? — спросила Ида по-французски Мэй.
— Неважно. Они скучают по Годвину, — ответила та. Она все еще говорила с ужасающим акцентом, но теперь ее
— Зато у нас они в безопасности.
— Ги такой же злобный и жестокий, как мой прежний хозяин, Хэкон.
— Недолго ему осталось зверствовать!
— Дай Бог, чтобы твой внутренний голос снова оказался прав.
— Я тоже всей душой хочу этого, но не только ради Годвина. Самое мое большое желание — чтобы Ги навсегда заткнул свою мерзкую пасть и перестал поливать Дрого грязью.
«А ведь Лондон уже совсем близко», — вздрогнув, подумала Ида. Если голос действительно говорил правду, развязка должна наступить очень скоро.
— Говорят, у тебя снова была стычка с Ги? — произнес Вильгельм, на миг оторвав рот от сверкающей водной струи, падавшей с крутого утеса.
— Да. Я вынужден был вступиться за его слугу, иначе Ги забил бы его до смерти.
— Этот слуга — сакс?
— Да, мой сеньор. Совсем мальчишка — ему все то четырнадцать лет. И не один только я пытался остановить жестокое избиение слабого и беззащитного подростка.
— Этот болван напился и забыл о чести норманнского рыцаря! Держись от него подальше, Дрого. Он тебя ненавидит.
— Да, мне приходится постоянно быть начеку.
— Я слышал, ты взял к себе еще двух саксонских детей?
— Да. За ними присматривают мой слуга Иво и его женщина Мэй. Она великолепно умеет справляться с детьми.
Вильгельм многозначительно кивнул:
— Женщинам свойственно заботиться о беззащитных; это заложено в самой их природе и, безусловно, делает им честь. Но что касается тебя… Твое отношение к отпрыскам наших врагов вызывает у меня не которое удивление.
— Но они всего лишь дети и ничем не угрожают нашим воинам. Ну какой от них может быть вред? — Вильгельм на миг задержал на нем свой тяжелый, подозрительный взгляд, и Дрого поспешно добавил: — Хотя нет, может: меня, например, они объедают, и от этого я совсем обнищал. — Вильгельм громко рассмеялся, и у Дрого отлегло от сердца. — Думаю, убивать мирных жителей вообще неразумно, — глубокомысленно заявил он. — Ведь они ваши будущие подданные, те, что будут выращивать для нас хлеб, овощи и скот и возводить замки, мосты, крепости и прочее.
— Да, норманны за плугом ходить не станут, — буркнул Вильгельм. — Ладно, не волнуйся, старый друг. Я не вижу ничего плохого в том, что у тебя много саксов и ты добр к ним. Ты долго жил в монастыре и очень мягок. Но смотри, будь осторожен, чтобы из-за чрезмерного милосердия однажды не оказаться с перерезанным горлом.
Вильгельм сел на коня и направился к своим приближенным. К Дрого подъехал Серл. По его взволнованному лицу было видно, что, наблюдая за беседой Дрого и Вильгельма издалека, он, не имея возможности слышать, о чем идет речь, предположил наихудшее.
— Вильгельм сделал тебе выговор или предупреждение? — спросил Серл. — Или это был обычный разговор? — с надеждой добавил он.
— Думаю, и то и другое. Вильгельм полагает, что годы, проведенные мною в монастыре, сделали меня слишком мягкосердечным.
— Но епископа Одо они таковым отнюдь не сделали, — насмешливо произнес Серл, кивком головы показывая на одетого в кольчугу церковника, который с важным видом следовал за Вильгельмом. Дрого рассмеялся, но тут же снова нахмурился.
— У меня просто не хватает духу оставить несчастных детей умирать на дороге. Ида, Иво и Мэй подбирают всех страдальцев, и я чувствую, что не могу запретить им это. Не могу!
— Раз Вильгельм полагает, что ты даешь приют обездоленным потому, что долго жил в монастыре, то будет разумно, если мы всем станем говорить то же самое. Итак, отныне ты больше священник, чем воин. — Дрого с сомнением скривил губы, и Серл поспешно добавил: — Конечно, Ида в твоей постели — грех для святого отца, но мы отлично знаем, что церковники далеко не всегда соблюдают обет целомудрия. Зато почти всегда помогают бедным и больным.
— Может, все это и так, но я вовсе не желаю городить огород и искать поводы для оправдания только из-за того, что Ги может истолковать мое поведение превратно и использовать это против меня. Я не делаю ничего предосудительного.
— Вот в этом я с тобой согласен, сынок. Надеюсь, согласятся и остальные, что бы там ни выдумывал Ги.
Глава 19
Танкред раскатисто захохотал и хлопнул улыбающегося Унвина по плечу. Внезапно огромная туча заслонила яркую луну, и всадников скрыла густая мгла. Когда луна показалась вновь, Ида увидела, что Танкред с ужасом смотрит на Унвина, одежду которого обагрила кровь из зияющей на боку раны. Рядом гарцевал на коне Ги; на его тонких губах играла кривая улыбка, а с меча падали на землю крупные алые капли…
Ида закричала и проснулась. Обеими руками уцепившись за края повозки, она несколько мгновений бессмысленно поводила глазами, пытаясь избавиться от душившего ее кошмара; Иду сотрясала дрожь, сердце бешено колотилось в груди. Увидев бледное, с расширившимися от страха глазами лицо Мэй и жмущихся к ней испуганных Эрика и Уэлкома, Ида наконец осознала, что сон прошел. Она провела трясущейся рукой по щеке и сделала жалкую попытку улыбнуться.
— Господи, да ты сама не своя! — пролепетала Мэй и, наклонившись ближе, чтобы ее не услышали дети, прошептала: — Ты так закричала, как будто тебе в сердце всадили иглу.
— Мне снова приснился Ги, — тяжело дыша, ответила Ида. — Клянусь, если он не перестанет посещать мои сны, я убью его сама!
— Лучше подождать, пока его убьет какой-нибудь норманн, — ответила Мэй ровным голосом, стараясь успокоить Иду, но в глазах ее все еще метался страх.
Внезапно Ида рассмеялась:
— Мэй, ты смотришь на меня так, будто я привидение! Я сказала это в сердцах. Разве я могу убить Ги? Все мое оружие — это маленький кинжал, а ему не справиться с мечом. Как бы я ни хотела предать Ги смерти, это суждено не мне.