Непобежденные. Кровавое лето 1941 года

Киселёв Валерий Павлович

Политрук роты Андрей Александров за эти минуты, перекрывая все нормативы, успел выкопать окопчик до пояса. Он вытер пилоткой лоб и принялся считать танки, прикидывая расстояние и скорость. Танков было десять, шли они веером, ровно, красиво и жутко. За ними с интервалами метров в пятьдесят в несколько цепей шла пехота. «Даже с барабанами! – ахнул Андрей. – Как психическая атака в «Чапаеве»! Ну и нахалы! Да мы же лучшая дивизия Красной Армии, и нас – брать на испуг? И куда прут – у нас же пятьдесят пулеметов в батальоне».

Андрей еще раз посмотрел на спешно

отрытые по сторонам окопчики и ячейки. На виду было их несколько десятков, сколько-то скрыто пригорком и кустарником, но все равно это был батальон почти штатного состава. Теперь, после первой их успешной атаки, страх и скованность исчезли совсем. Остались лишь злость и азарт предстоящего боя.

Сзади, словно детонируя друг от друга, раздалось пять или шесть орудийных выстрелов из 76-миллиметровых орудий, потом еще примерно столько же, но послабее басом – «сорокапяток». Два танка остановились и загорелись от первого же залпа, через несколько секунд еще один, на всем поле одновременно по три-четыре вставали и оседали пыльные разрывы. Танки и пехота прибавили скорости, открыв огонь на ходу, но уже метров через двести, когда заработали все полсотни пулеметов батальона, атака немцев застопорилась и их цепи залегли. Танки встали, стреляя с места, но скоро начали пятиться один за другим.

Через несколько минут боя политрук Александров, оторвавшись от винтовки, насчитал шесть подбитых и горевших танков. В глубине обороны у немцев горело что-то еще, очевидно автомашины. Серые фигурки автоматчиков откатывались, прикрывая друг друга огнем во время перебежек. Андрей принялся было считать лежавших немцев, но, насчитав на сотне метров слева, что ему было хорошо видно, больше десятка, бросил, над головой свистели пули, высовываться было опасно.

Непрерывный и сплошной треск пулеметов, достигший максимума на несколько минут, прекратился почти мгновенно. Когда гитлеровцы откатились, стрельбу вели всего один-два пулемета, словно что-то подчищая впереди.

Старший лейтенант Похлебаев, хотя его батарея и подбила два танка из шести, стрельбой был недоволен: можно было сжечь и больше. Остальные четыре танка подбили какие-то левофланговые орудия батареи Терещенко и батарея 278-го легкого артполка полковника Трофима Смолина. Да и заплатить за эти два танка Похлебаеву пришлось дорого: был убит лучший наводчик его батареи сержант Печенкин и тяжело ранен осколком в горло командир огневого взвода лейтенант Стариков. Похлебаев поставил вместо него бывшего до этого на боепитании лейтенанта Николая Агарышева, который все это утро так и рвался в бой.

Когда атака немцев захлебнулась и даже им, наверное, стало ясно, что здесь не прорваться, на батарею прискакал старший лейтенант Меркулов. Еще с коня он видел, как немецкий танк крутился на позиции взвода Старикова, как подмял под себя не успевшего бросить гранату под гусеницы лейтенанта Тихонова. Меркулов соскочил с коня рядом со стрелявшим из пулемета лейтенантом Федором Павловым, на голове которого белели бинты. Позади промчался на коне Агарышев, размахивая клинком, а за ним две упряжки с

орудиями. «Позицию меняют или в тыл?» – пронеслось в голове у Меркулова.

Подошел Похлебаев.

– Да-а, ну и картина у тебя… – с восхищением протянул Меркулов.

Вся огневая позиция батареи была перепахана снарядами, хотя орудия один от другого стояли на расстоянии до пятидесяти метров. Одно орудие с помятым лафетом покосилось на разбитое колесо, второе, тоже поврежденное, смотрело в сторону, на горевший немецкий танк.

– Все твои? – кивнул Меркулов на три дымивших перед батареей танка и пять бронетранспортеров.

– Моих два, третий – Терещенко, а бронетранспортеры – все его, – ответил Похлебаев.

Меркулов еще раз оглядел позиции батареи: у ближайшего орудия навалом лежали стреляные гильзы, ящики, что-то дымилось, суетились артиллеристы.

– Терещенко молодец, и орудия расставил хитро. У него Ленский два танка подбил да Лопатко один. Там они, представляешь, один танк подожгли всего метров с пятидесяти, в бок… Слушай, Георгий, – после паузы с болью в голосе сказал Меркулов. – Вася Сасо убит.

Похлебаев прикусил губу, покачал головой.

– Поедем попрощаемся. Сейчас его хоронить будут, пока тихо. Где у тебя конь?

– Езжай, я догоню.

Лейтенант Василий Сасо, красавец парень, всего лишь три часа назад заразительно смеявшийся, когда рассказывал, как его бойцы гнали немцев, теперь лежал мертвый под березой у своей могилы.

Подъехал Похлебаев. Все стоявшие у могилы были друзьями: Терещенко, Иванов, Меркулов, Агарышев. Вместе начинали службу в полку, вместе бегали на танцы, потом гуляли друг у друга на свадьбах, и никому тогда в голову не приходило, что им скоро придется и хоронить друг друга.

– В полном сознании умирал, – тихо сказал Иванов подошедшему Похлебаеву, вздохнул, разгоняя спазмы в горле, и добавил: – Три бронетранспортера подбил… И помочь никак нельзя: осколки в шею и в грудь… Как не хотел… – не закончил фразы Иванов, закрывая пальцами глаза.

– Пора опускать, – сказал кто-то из стоявших у могилы.

Все по очереди поцеловали Васю в холодный лоб и неумело, но бережно опустили его тело в могилу.

Второй дивизион 497-го гаубичного артполка майора Ильи Малыха по плану боя должен был встать левее 1-го батальона полка Фроленкова и прикрыть дорогу Давыдовичи – Грязивец.

Дивизион выдвинулся на указанный рубеж к восьми часам утра. Хорошо было слышно, как справа, километрах в двух, шел бой, и капитан Найда, командир дивизиона, отдав распоряжения командирам батарей на занятие боевых порядков и устройство наблюдательных пунктов, решил съездить поискать свою пехоту и вообще осмотреться.

– Житковский! Берите Мальцева, троих с рацией из управления, и быстро в машину, – приказал он своему начальнику штаба. – Поедем на рекогносцировку.

Дивизион растянулся по дуге почти на два километра, по опушке леса вдоль дороги. Впереди было только поле, справа, вдалеке, деревня, а еще правее, за бугром, шел бой.