Непобежденные. Кровавое лето 1941 года
Шрифт:
Но Гришин был из той породы людей, которые в минуты крайней опасности не только не теряются или ломаются, а, наоборот, действуют собраннее и решительнее. Проанализировав ход первого боя дивизии, Гришин убедился, что организован он был в целом грамотно, хотя был это все же встречный бой, в самых неблагоприятных условиях – против танковой дивизии. Да и командир корпуса действиям дивизии дал положительную оценку.
В первые дни отхода появились было мысли, что все пошло комом-ломом, все всё делают не так, но, постоянно бывая в полках и батареях, Гришин, присматриваясь к людям, убеждался, что большинство из них – добросовестные и воюют без страха. Полк Малинова отходил почти без потерь, Малых не потерял ни
Поначалу не очень доверяя своим подчиненным, полковник Гришин в первые дни войны часто брался за все сам, считая, что лучше его и без него никто ничего не сделает. Он привык работать за троих и через силу, жалея других и не жалея себя, но как-то после одного разговора со своим замполитом Канцедалом Гришин понял, что порой берет на себя и не свои обязанности. «Ты подумай, в дивизии, кроме тебя, еще пять полковников, и трое из них после академии…» – вспомнил он слова Канцедала. Да, их было шесть полковников. Но теперь уже пятеро. Сердюченко, начальник оперативного отделения, погиб при бомбежке в Могилеве. «И любой из них вполне может меня заменить», – думал Гришин. Корниенко в академии преподавал тактику, полк для него не более как стажировка; Малинову, слышал, еще до войны командир корпуса обещал дать дивизию при первой возможности; Кузьмин артиллерию знает прекрасно, да и тактик замечательный; Смолин воевал еще на империалистической, опытный, рассудительный; Малых с Фроленковым тоже могут далеко пойти, все данные для этого у них есть. Фроленков отлично показал себя в Испании – орден Боевого Красного Знамени заслужил. И, конечно, его начальник штаба, полковник Яманов – цену себе знает и командиром дивизии был бы на месте.
Постепенно полковник Гришин, видя, что не только у него болит душа за дивизию, стал больше доверять своим подчиненным и не лишать их инициативы.
Теперь главным было – выйти из окружения, встать в нормальную оборону, навести в дивизии настоящий порядок.
Мы мертвым глаза не закрыли…
К вечеру 18 июля соединения 20-го стрелкового корпуса выходили на дальние подступы к Варшавскому шоссе восточнее Пропойска. На Военном совете в штабе корпуса было решено прорываться с ходу, не дожидаясь сосредоточения всех сил корпуса – на это ушли бы целые сутки.
По данным разведки, от Пропойска до Кричева располагались главные силы 10-й моторизованной и несколько отрядов танков 4-й танковой дивизий противника. По шоссе постоянно курсировали танки и бронетранспортеры, на обочинах стояли замаскированные орудия и пулеметы.
Вечером 18 июля, собрав командиров дивизий, генерал Еремин, медленно и тщательно выговаривая каждую фразу, сказал:
– Прорыв начнем завтра с рассветом. Учитывая, что противник не в состоянии занять позиции по всему шоссе, а, как установлено, сильные отряды держит только в отдельных пунктах, решил: прорываться будем по-брусиловски, не в одной точке, а в трех. Каждая дивизия на своем участке. В авангард ставлю дивизию Гришина, слева – дивизия Скугарева, справа – генерала Бирюзова. Прошу к карте.
Генерал показал участки прорыва каждой дивизии, густо отчертив их красным карандашом.
– В каждой дивизии иметь сильный авангард, который мог бы не только пробить коридор, но и расширить его
– Шоссе удерживать? – спросил полковник Гришин.
– Задача корпуса – выйти главными силами на Сож и удержать на шоссе коридор, чтобы по нему могли пройти другие части и тылы армии, – уточнил генерал Еремин. – Вам, Гришин, коридор удержать любой ценой. Назначаю вам в помощь и для контроля подполковника Цвика.
Подполковник Исаак Цвик, помощник заместителя командира корпуса по тылу, маленький, худой, с бледным усталым лицом, сидел на Военном совете в сторонке, занятый своими думами. Боевым частям пробиться и уйти за Сож будет все-таки легче, а вот что делать ему со своими тылами и обозами… Услышав о своем назначении к Гришину, Цвик немного успокоился. Он знал, что его дивизия была в хорошем состоянии, да и сам полковник Гришин смотрелся солиднее других командиров дивизии. Цвик украдкой посмотрел на Гришина: «Красивый открытый лоб, плотно сжатые губы. Волевой, должно быть. Глаза – то мягкие, то колючие. Такой сделает все как надо. Если он пройдет, то за ним и мы свои тылы вытащим…»
– Мальчик! Мальчик, иди-ка сюда!
Ваня Левков оглянулся – в кустах стоял военный в нашей форме.
– Ты из этой деревни?
– Да, скот вот загоняю.
– Подойди к нам.
Ваня, оглянувшись, подошел к кустам.
Стояли двое с кубиками на петлицах. Из-за кустов подошли еще трое, постарше, и с такими же почерневшими от солнца лицами.
– Немцы есть в деревне?
– Нет, но в лесу у шоссе их много, в засадах сидят.
– Сам видел?
– Видел, как они на деревья залезают. В танках их много сидит. Мы за ягодами ходили и видели.
– Давно они здесь? А в деревне точно нет?
– Да когда уж… Четырнадцатого ночью услышали сильный шум на шоссе, мы еще спали. Лязг такой страшный. Все утро. Отец сходил к шоссе – немцы едут! А у нас в деревне раненые жили, говорят, что не может быть, что немцы. Я сбегал к шоссе – машины на Кричев одна за другой, и все немецкие, в их касках были солдаты.
– Точно это было четырнадцатого под утро? Не спутал? – строго спросил один из военных.
– Точно, я запомнил. В деревне они не останавливались, а на другой день один немец приезжал на мотоцикле. Страшный такой, у нас все девчонки попрятались. А он воды набрал в колодце и уехал. По-русски немного говорил, сказал женщинам, чтобы мы не боялись немецких солдат, они пользуются французскими духами и кушают только курочек. Весь день тогда они по шоссе ехали, танки, машин много прошло. А вчера подъезжала из леса машина с нашими, спрашивали, свободна ли дорога на Александровку-вторую. Я им сказал, что тут кругом немцы, они и уехали обратно.
Ваня обратил внимание, что один из военных был со шпалой в петлице. Он немного разбирался в званиях: старший брат, капитан, служил на границе в Прибалтике.
Всхрапнула лошадь, на которой сидел командир со шпалой в петлице.
– А хутор Лукьяновку знаешь? Немцы там могут быть?
– Дорогу знаю. Там можно лесом обойти, место глухое… Дяденьки, я вот только коров соберу и мамке скажусь…
– Мы подождем. Да, мать позови.
Минут через десять к кустам подошли мальчик и женщина.
– Мамаша, нам бы надо вашего сына, дорогу показать.
Женщина опустила голову, теребя платок. Подумала немного, вздохнула:
– Ненадолго бы только… Ваня, смотри…
– Поднимайте людей, – повернулся к одному из военных командир со шпалой в петлице.
Ваня Левков пошел впереди, изредка оглядываясь. Сквозь кусты и деревья он видел, как за ним вытягивалась колонна – редкий строй красноармейцев, повозки, несколько упряжек с орудиями.
– Ваня, а за шоссе сможешь нас провести к Сожу? – спросил военный со шпалой, когда они лесом прошли мимо заброшенного хутора.