Непобежденные. Кровавое лето 1941 года
Шрифт:
– Будет возможность – уплотним. Всё.
Полковник Гришин по внешнему виду генерала, интонациям его голоса пытался дополнить впечатления об обстановке, но командующий говорил по-военному четко, кратко, без каких-либо эмоций, очень спокойно.
Более чем на семьдесят километров от Орши до Могилева приходилось четыре советские дивизии. Людей в них было меньше половины положенного по штату. Десятки эшелонов этих дивизий еще тянулись по железной дороге, то и дело подвергаясь налетам гитлеровской авиации. Но на картах генерала Курочкина и штаба Западного фронта уже были обозначены
Эшелон с батальоном капитана Лебедева 624-го стрелкового полка майора Фроленкова под бомбежку попал на перегоне Рославль – Кричев. Было около 6 часов утра, бойцы еще спали в теплушках, как близкий грохот потряс состав и вагоны заскрипели от резкого торможения. Люди, едва проснувшись, стали прыгать друг на друга, скатываясь по насыпи. Самолеты, сбросив бомбы, развернулись для второго захода. Дали несколько густых очередей по разбегавшимся по сторонам людям и улетели на запад.
Капитан ветеринарной службы ветврач полка Никтополион Набель, бурый от загара здоровяк с совершенно белыми, выгоревшими на солнце волосами, выскочил из вагона вместе со всеми и, пока самолеты стреляли, лежал, вжавшись в землю и ожидая скорой смерти. Когда самолеты улетели и он услышал голоса живых, Набель встал, отряхнулся и пошел в голову эшелона, где горело несколько вагонов. Рельсы от взрыва бомбы загнулись, как салазки, повсюду лежали и стонали люди, а один, убитый, по виду совсем мальчишка, висел головой вниз, и на лице его застыла гримаса ужаса.
Дикое ржанье раненых лошадей било по нервам, в вагоне, где они стояли, все было забрызгано кровью. Одну лошадь взрывом выбросило из вагона на насыпь. «Батюшки! У ней и передних ног нет! – с ужасом пронеслось в голове у Набеля. – Надо пристрелить беднягу». Гоняясь за басмачами в пустынях Туркестана, он не раз видел смерть, но за последние годы отвык от крови, поэтому кобура его пистолета расстегнулась не так быстро, как раньше.
– Ну, стреляй, что смотришь! – услышал он сзади чей-то голос.
– Не могу, пистолет заело.
В глазах лошади застыло такое страдание, что Набель никак не мог заставить себя выстрелить в нее. Наконец он все же нажал на курок и, не глядя под ноги, побежал прочь, с трудом сдерживая нервную дрожь.
Горели вагоны, но их никто не тушил. Все были так потрясены внезапной бомбежкой, что не знали, за что браться.
– Вагон со снарядами загорелся! – раздался чей-то крик.
Через несколько минут раздался страшный протяжный взрыв, и когда Набель оглянулся, то увидел вместо этого вагона огромную, густо дымящуюся воронку. Куски горящего дерева и металла разлетелись по сторонам, от них загорелось еще несколько вагонов, и Набель, уткнувшись лицом в землю и весь сжавшись, ждал взрывов еще несколько минут.
Наконец, наступила тишина, потом стали слышны голоса и команды, кое-где слышался нервный, неестественный смех. Набель встал и снова принялся отряхиваться. Рядом все еще лежал боец, закрыв лицо руками.
– Эй, парень, вставай. Или контузило?
Капитан Набель взял его за руку и вздрогнул: на лице была огромная кровавая яма.
Через час бойцы, так и не доехавшие
К вечеру эшелон остановился у какого-то полустанка.
– Почему стоим? – залезая на подножку паровоза, прокричал капитан Лебедев.
– Дальше не повезем. Фронт совсем близко, – ответил машинист.
– Сколько отсюда до Орши?
– Километров шестьдесят, не меньше, – ответил пожилой усатый машинист. – И топливо у нас кончилось, капитан.
– Ты мне не темни! Впереди нас сколько эшелонов прошло!
– Прошло-то прошло, да обратно никого. Слышите, где уже гремит? Нет, дальше не повезем. Ты понимаешь, что я могу тебя прямо под танки привезти? – взорвался машинист.
– Если их авиация впереди бомбит, то фронт еще далеко. Ты сводку слыхал?
– Слыхал. Немцы еще позавчера были у Борисова и Могилева, а сейчас – кто знает где. Ведь как прут-то!
К паровозу подошел лейтенант Корнилин, адъютант старший батальона, жилистый, небольшого роста парень с тонкими чертами лица.
Капитан Лебедев спрыгнул с подножки паровоза:
– Боятся дальше ехать, да и говорят, что топливо у них кончилось.
– Товарищ капитан, я на гражданке помощником машиниста работал, как раз на «Щуке», – сказал Корнильев. – Разрешите, я сам поведу. Так вернее будет. А топливо – долго ли шпал напилить, вон их, целые штабеля лежат.
«Конечно, надо помаленьку ехать, не топать же еще с полсотни километров, – думал капитан Лебедев. – А если на танки напоремся? Нет, рискнуть стоит».
Пока бойцы пилили шпалы на топливо, лейтенант Корнилин осваивался в кабине машиниста. Помощник машиниста и кочегар незаметно ушли, но старый машинист в последний момент решил все же остаться.
– Корнилин! Лукьян, трогай, браток! – крикнул капитан Лебедев и побежал к первой теплушке.
Поздно вечером эшелон с батальоном был на станции Зубры. Оттуда хотели ехать и дальше, на Оршу, но комендант божился, что там уже немцы, и Лебедев решил разгружаться.
– Ну, Корнилин, молодец ты! Теперь нам главное – найти своих из дивизии. Комендант говорит, что до нас тут был эшелон, он спрашивал, откуда – арзамасцы. Наши, значит. Командиров рот ко мне. Проследи, чтобы в вагонах ничего не оставили. Я буду на станции. Охранение из четвертой роты поставь.
– Алексей Александрович! Срочно! – выходя из резко затормозившей машины и отряхивая пилотку от пыли, позвал полковник Гришин своего начальника штаба Яманова. – Получен приказ командующего фронтом: сдать свои позиции соседям и выводить дивизию в Сухари, это километров двадцать восточнее Могилева. Переходим в тринадцатую армию. Сегодня у нас какое число? Восьмое? – И после паузы Гришин глубоко вздохнул: – Убит командующий тринадцатой армией генерал Филатов. Заступил генерал Ремизов…