Непобежденные
Шрифт:
И отец тоже вышел со мной, мы спустились к роднику и нашли Друзиллу -она присела, затаилась за стволом большого бука, точно пряча от отца свой длинный подол. Отец взял ее за руку, подымая.
– - Ну и что, если в юбке?
– - сказал он.
– - Будто это имеет значение. Идем. Вставай, солдат.
Но она была уже обречена -- словно, надев на нее платье, они тем самым осилили ее: словно в платье нельзя ей было уже ни отбиться, ни убежать. И больше она не ходила на распиловку, и теперь (мы с отцом перешли спать к Джоби и Ринго) я видел Друзиллу разве что за ужином и завтраком. А мы заняты были балками, досками; и всюду только и разговора теперь было, что о выборах, о том, как отец при всем народе объявил Берденам, что выборов не будет, если в кандидаты выставят Кэша Бенбоу или другого негра, и как
И затем сопротивление было сломлено; Друзиллу победили. А она была сильная, хотя не так уж на много лет старше меня; позволив тете Луизе и миссис Хэбершем выбрать род оружия, она стойко держалась против них обеих до того вечера, когда тетя Луиза обошла ее с фланга неотразимым маневром. Я был на крыльце, входил ужинать -- и невольно подслушал их разговор.
– - Неужели не веришь мне?
– - говорила Друзилла.
– - Неужели не можешь понять, что в эскадроне я была просто одним из солдат и к тому же не ахти каким, а здесь, дома, я для Джона просто еще один голодный иждивенец, просто родственница по жене и ненамного старше его собственного сына?
И я услышал голос тети Луизы -- и зримо представил, как она восседает там со своим нескончаемым вязаньем:
– - Ты хочешь убедить меня, что ты, молодая девушка, круглосуточно общаясь с ним, еще молодым мужчиной, в течение года, кочуя по стране без всякого присмотра, без помехи всякой... Ты что, считаешь меня совершенной дурочкой?
И в этот вечер тетя Луиза победила ее; только мы сели за ужин, как тетя Луиза устремила на меня взгляд и, скорбно переждав скрип скамьи, промолвила:
– - Баярд, я не прошу у тебя извинения за то, что говорю в твоем присутствии, ибо это и твой крест; ты здесь такая же безвинная жертва, как и я с Деннисоном...
Затем, откинувшись на спинку бабушкина кресла (у нас ни стула больше не осталось), в своем черном платье, с черным комком вязанья слева от тарелки, она перевела взгляд на отца.
– - Полковник Сарторис, -- сказала она.
– - Я женщина, и мне приходится просить о том, чего бы мой полегший костьми муж и сын, если бы он уже вырос, потребовали с пистолетом, возможно, в руке. Я прошу вас жениться на моей дочери.
Я встал. Быстро пошел прочь из-за стола; услышал краткий сухой стук -это Друзилла уронила голову на стол, меж раскинутых рук; скрипнула скамья -это отец встал тоже.
– - Одолели они тебя, Друзилла, -- сказал он, положив ей руку на затылок.
Утром -- мы еще и завтракать не кончили -- прибыла миссис Хэбершем. Не пойму, как тетя Луиза сумела так быстро сообщить ей. Но она явилась, и они с тетей Луизой назначили свадьбу на послезавтра. Вряд ли они и помнили, что в этот самый день Кэша Бенбоу будут выбирать и -- по твердому слову отца -не выберут в федеральные исполнители. Женщины, по-моему, на это дело обратили внимания не больше, чем обратили бы, скажем, на решение джефферсонских мужчин перевести завтра все часы в городе на шестьдесят минут вперед или назад. Может, они даже вообще про выборы не знали -- про то, что все мужчины округа съедутся завтра в Джефферсон с пистолетами в кармане и что Бердены уже собрали своих негров-избирателей в окраинном хлопкоскладе и держат их там под охраной. По-моему, женщин это даже не интересовало. Потому что, по словам отца, они не способны поверить, чтобы дело правое или неправое или просто очень важное могло решаться посредством писулек, бросаемых в урну.
А свадьбу хотели устроить с размахом; пригласить намеревались весь Джефферсон, и миссис Хэбершем пообещала привезти три бутылки мадеры, которые она уже пять лет бережет, -- как вдруг тетя Луиза опять заплакала. Но ее тут же поняли, дружно принялись похлопывать-поглаживать ей руки, совать ароматический уксус понюхать, и миссис Хэбершем сказала:
– - Конечно, конечно. Бедняжка вы моя. Устраивать шумную свадьбу теперь, через год, значило бы объявить во всеуслышание...
Так что порешили устроить прием -- миссис Хэбершем сказала, что отметить бракосочетание приемом уместно даже через десять лет. Постановили, что невеста поедет в город, жених встретит ее там и обвенчаются по-тихому и быстрому, а свидетелями будем я и еще один, чтобы как положено по закону; а из дам ни одна и присутствовать не будет. Потом воротятся домой, и состоится прием.
Так что в этот день, утром рано, они начали съезжаться к нам со скатертями, серебром столовым и корзинками с едой, как на приходскую трапезу. Миссис Хэбершем привезла фату с венком, и они сообща обрядили невесту, но по настоянию тети Луизы Друзилла накинула поверх своей фаты и венка отцовский плащ с капюшоном; и Ринго подал лошадей, расчищенных парадно, и я подсадил Друзиллу в седло, а тетя Луиза и остальные смотрели с крыльца. Но я не заметил, что Ринго тут же исчез, хотя я слышал, выезжая к воротам, как тетя Луиза громко звала Денни. Уже потом Лувиния рассказала, как после нашего отъезда дамы убрали, украсили, накрыли стол и ждать стали, посматривая на ворота, а тетя Луиза то и дело звала и не могла дозваться Денни, и тут глядь -- по аллее скачут к ним Ринго и Денни вдвоем на муле, и глаза у Денни круглые, как блюдца.
– - Постреляли! Постреляли их!
– - орет он еще издали.
– - Кого?
– - кричит тетя Луиза.
– - Где ты был?
– - В городе!
– - орет Денни.
– - Обоих Берденов! Обоих постреляли!
– - Кто пострелял?
– - кричит тетя Луиза.
– - Друзилла и кузен Джон!
– - орет Денни.
И, по словам Лувинии, тут уж тетя Луиза громче Денни заорала:
– - Значит, Друзилла и этот еще не повенчаны?
А дело в том, что у нас времени не оказалось. Может, и повенчались бы уже, но только мы въехали на площадь, как увидали, что у гостиницы, в которой выборы, сгрудились негры под призором шести или восьми чужаков-белых, и тут же я увидел, что джефферсонцы -- наши -- спешат через площадь к гостинице, каждый держа руку на бедре, как бегут люди, когда в кармане пистолет. А солдаты отцова эскадрона уже встали оцеплением перед гостиницей, загородивши вход. И я тоже слетел с лошади, а Джордж Уайэт не дает Друзилле пройти туда. Но он не за нее ухватился, а только за плащ ее, и она прорвала оцепление и бегом в гостиницу, а венок у нее сбился набок и фата струится позади. Но меня Джордж держит. Бросил плащ на землю и держит меня.
– - Пустите, -- сказал я.
– - Там отец.
– - Не горячись, -- сказал Джордж, не выпуская.
– - Джон просто голосовать вошел.
– - Но Берденов там двое!
– - сказал я.
– - Пустите!
– - У Джона в "дерринджере"{43} два заряда, -- сказал Джордж.
– - Не горячись.
И держат меня. И тут мы услыхали три выстрела, и все повернулись к дверям. Сколько прошло так времени, не знаю.
– - Два последних дадены из "дерринджера", -- сказал Джордж.
Еще сколько-то времени прошло. Старик негр, что швейцаром у миссис Холстон и стар уже освобождаться, высунул из дверей голову, сказал: "Господи боже" -- и спрятался обратно. Потом вышла Друзилла с избирательной урной -- венок набекрень, хвост фаты намотан на руку, -- а за ней отец и смахивает рукавом пыль с новой касторовой шляпы. Его хотели встретить шумно, набрали в легкие воздуху -- не раз слыхали янки этот наш атакующий вопль:
– Урр...
Но отец поднял руку -- и замолчали. Тихо стало.
– - Мы чужой пистолет тоже слышали, -- сказал Джордж.
– - Ты не задет пулей?
– - Нет, -- сказал отец.
– - Я дал им первыми выстрелить по мне. Вы все слышали. Вы, ребята, знаете мой "дерринджер" и сможете подтвердить под присягой.
– - Да, -- сказал Джордж.
– - Мы все слышали.
Отец оглядел собравшихся, медленно обошел взглядом все лица.
– - Есть кто-нибудь здесь, желающий оспорить мои действия?
– - спросил он.