Непобежденный
Шрифт:
– Знаю. У меня нет к тебе претензий. Я никогда не сомневался, что ты мне хочешь помочь».
И снова цитата из книги Евтушенко. Читаем: «Зимянин не замечал, что с каждым днем он все больше и больше становился анахронизмом. Его трагедия была в том, что, будучи субъективно честным человеком, в силу своей запрограммированности на так называемую идеологическую борьбу он превратился в верного Руслана – лагерную овчарку из повести Вадимова, которую учили брать мертвой хваткой всех, кто посмеет выйти из колонны заключенных. Зимянин, как и другие идеологи, был настолько
Однажды он меня неожиданно спросил в редакции “Правды”: “Тут так срабатываешься, что я уже не помню – когда в последний раз стоящую книжку читал. Не посоветуете ли мне что-нибудь почитать?” Я посоветовал ему “Сто лет одиночества”. Такие люди, руководя культурой, сами в ней ориентировались еле-еле. Но все-таки была у них культура чтения, правда, особого склада. Они понимали силу слова, понимали, как самый вроде бы мягкий подтекст может становиться рычагом исторических перемен».
В том же «Волчьем паспорте» не названный по фамилии секретарь ЦК по идеологии, но понятно, что речь идет о Зимянине, распекая поэта за репортаж о Монголии в американском журнале «Лайф», вызвавший возмущение монгольского руководства, «вдруг сварливо добавил:
– И с вашей женитьбой на англичанке вы тоже учудили. Надо же было до такого додуматься! Почему вы все время противопоставляете себя обществу, гусей дразните?!
Я встал и сказал:
– Это мать моих двух детей. Если вы немедленно не извинитесь, я сейчас же уйду…
Он с торопливой гибкостью обнял меня за плечи, усадил:
– Ну, хорошо. Снимаю личный вопрос. Но гусей- то дразнить все-таки не надо. Ни монгольских, ни своих.»
Уже упоминавшийся Борис Панкин в одной из последних своих публикаций так характеризует отношение Зимянина к Евтушенко: «Блажит? – спросил он при мне о Жене кого-то из руководящих деятелей Союза советских писателей.
– Есть немного.
– Анти нет?
– Нет.
– Так что мы не в состоянии это выдержать?..»
В 1964 году познакомился с Зимяниным известный дипломат и журналист, руководивший в 1988–1991 годах Международным отделом ЦК КПСС Валентин Михайлович Фалин: «Небольшого роста, щуплый, подвижный, как ртуть. Большую часть войны партизанил в Белоруссии. С партийной работы попал в дипломаты. Будучи послом во Вьетнаме, Зимянин энергично противодействовал тому, чтобы эту страну постигла полпотовская драма».
В конце лета 1979 года В. М. Фалин, тогда первый заместитель заведующего отделом международной информации ЦК КПСС, с секретарем ЦК М. В. Зимяниным с глазу на глаз обсуждали ситуацию в Афганистане. Страна охвачена гражданской войной, и соотношение сил явно не в пользу правящего режима. Президент Тараки и премьер Амин молят Москву о военной помощи, не только оружием, но и войсками. До осени 1979 года позиция советского руководства сводилась к тому, чтобы оказывать Афганистану политическое и экономическое содействие, в том числе оружием и военной техникой, но не более того.
В этой новой ситуации Фалин задавал вопрос,
Фалин вспоминал, как Зимянин в разговоре с ним с глазу на глаз сказал об Андропове, что тот «знает о каждом из нас больше, чем мы сами знаем о себе».
По мнению Фалина, «внимая фактам, Юрий Владимирович вместе с тем неадекватно реагировал на сплетни» и испытывал аллергию «на инакомыслие любых оттенков». «Судя по всему, венгерский опыт 1956–1957 годов глубоко засел в его подсознании. В несколько заходов я пытался пробудить интерес Андропова к правовому опыту Швейцарии, Англии, США и ФРГ в защите ими государственных устоев. Там закон проводит грань между инакомыслием и инакодействием.
Такого рода рассуждения не пришлись ко двору. И, похоже, не случайно микрофоны подслушивания были моими спутниками».
О совместной поездке с Зимяниным в Афганистан в апреле 1980 года, то есть через четыре месяца после ввода туда наших войск, рассказывал народный артист СССР Иосиф Кобзон. Секретарь ЦК КПСС М. В. Зимянин возглавлял советскую делегацию на праздновании первой годовщины Апрельской революции.
«Мы тогда, как и все советские люди, ничего не знали, и нам стали рассказывать страшные вещи о том, какая здесь идет война, как погибают наши ребята. Летчики погибают, десантники погибают… Ребята наши там находились в тяжелом психологическом состоянии. Они не знали, за что их прислали сюда воевать».
Певец обратился к Зимянину: «Надо выступить перед ребятами». На что Зимянин, по утверждению Кобзона, ответил: «Нельзя, пока еще наши взаимоотношения с Афганистаном не стали достоянием гласности».
«Но они гибнут!»
«Кто тебе сказал?»
«Очевидцы».
Зимянин велел Кобзону посоветоваться с послом, бывшим лидером Татарстана Ф. А. Табеевым.
Тот заявил: «Нежелательно. Опасно».
Кобзон возмутился: «Что значит “опасно”? Надо постараться как-то поднять боевой дух наших воинов!»
Снова пошел к Зимянину, который, немного помолчав, пристально глянул на певца и сказал: «Ну, ладно, попробуй».
Кобзон без промедления отправился во дворец Амина, где располагался штаб 40-й армии, и дал первый концерт.
В течение десяти лет войны в Афганистане певец ежегодно приезжал с концертами к нашим солдатам.
Еще одно любопытное высказывание о М. В. Зимянине, принадлежащее Ричарду Косолапову, бывшему главному редактору журнала «Коммунист». Зимянин ценил его как философа-теоретика и относил, как и В. Г. Афанасьева, о котором речь пойдет далее, к числу своих друзей. «В конце семидесятых годов в связи с приближением 100-летия со дня рождения Сталина, – вспоминает Косолапов, – я внес предложение переопубликовать в журнале “Коммунист” его статью “Октябрьская революция и тактика русских коммунистов”.