Неподкупные
Шрифт:
– И что, если найдем?
– Ты что, не понимаешь? Шурин тебе не какой-то там уголовник, которого можно раскатать за милую душу. У него есть сила, у него есть деньги. Он может нанять наркомана, который убьет мента. А еще этого мента он может просто-напросто купить…
– Если ты про меня, то у него денег не хватит, чтобы меня купить.
– А зачем тебе деньги? Ты холостой, тебе нравится твоя работа, ты готов работать на голом энтузиазме. А я, например, жениться собираюсь, мне деньги нужны… А Измайлову, например, на пенсию скоро, ему бы дом где-нибудь за городом купить, яблоки выращивать… Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Богдан. – Понимаю, что Шурин может наркомана нанять… А если Захаркин и эта с узкими глазами – одного поля ягода? Его за дозу наняли, и ее могли теми же бусами приманить.
– Запросто, – подхватил Ревякин. – Надо съездить к Захаркину в СИЗО, поговорить с ним…
В это время дверь в кабинет открылась, и появился Филиппов. Оказывается, Шумов собирался своих оперов на пятиминутку. Сначала совещание у начальника уголовного розыска, затем у полковника Измайлова. Рабочий день начинался с нагоняев, взбучек и ценных указаний, все как обычно…
Глава 22
Жизнь в центре городского рынка бурлила, как вода в чайнике, била через край, остывающим кипятком разливаясь по его окраинам. Апельсины, бананы, виноград, помидоры, зелень, все такое прочее – полное изобилие. Дорого. Но страна вступила в эпоху рыночных отношений, так что торговцы вправе драть с покупателей три шкуры. Может, потому Коваль чувствовал за собой право иметь с них самих. К тому же рынок этот стал его территорией, и он может устанавливать здесь свои порядки.
И устанавливает. Поэтому вчера жестоко был избит азербайджанец, не захотевший делиться с братвой. А до этого, два дня тому назад, бойцы Коваля отметелили четырех амбалов из банды Рычага. Банально все произошло, без громких речей и надрыва в голосовых связках. Спокойно подошли к этим бугаям, сказали, чтобы они убирались, но те уперлись рогом, и понеслась. Карате – само по себе дело серьезное, а если еще и трехкратный численный перевес, то спасу против такой силы просто нет. Воровских бойцов избили до потери сознания, а потом просто вышвырнули с рынка, как каких-то пьяных бомжей. И никакой ответки не последовало. Потому что кончилась воровская власть в районе. Все, нет больше ни Рычага, ни Тараса, ни Зонтика. Так, всякая шелупонь осталась, которая сама по себе не в силах удержать центр города. Потому под Шурина отошел и рынок, и гостиница с рестораном, и все коммерческие точки, которыми мало-помалу заполнялась Советская улица. Таких точек хватало и на городском рынке – кооперативная столовая, кафе, ну а за прилавками сплошь мелкий частный бизнес. Не будут делиться – получат по зубам.
Раньше на этом рынке торговали только дарами лета и колхозных полей. Но с начала кооперативного движения здесь появились заморские фрукты, а в мясном павильоне можно было разжиться даже страусятиной. Часть рынка отошла под вещевые ряды, причем весьма солидная часть. Территория большая, в покупателях – весь город, так что деньги здесь крутились нешуточные. Только за вчерашний день Коваль собрал сорок тысяч рублей. «Девятку» новую можно купить, если по рыночной цене. А если по государственной – то все четыре. И это за один только день. Правда, вчера суббота была, самый наваристый день. Сегодня воскресенье, торговля тоже неплохо идет. А завтра рынок будет закрыт на профилактику, во вторник торговля возобновится, но пойдет вяло, а по вещевым рядам и вовсе сквозняк будет гулять. И в среду такая же ситуация, и в четверг. И только в пятницу рынок начнет оживать…
Рынок, который теперь принадлежит Ковалю. Рынок, ради которого пришлось потрудиться. И рычаговское бычье отсюда вышвырнули, и торгашам политику рэкетирской партии объяснили. Всех барыг обошли, всем объявили, что власть переменилась. С несговорчивыми пришлось общаться в индивидуальном порядке. Такой подход приносил свои плоды. Особо борзые соглашались платить, за что получали бесплатный талончик в городскую стоматологию: с беззубым ртом много не наторгуешь.
Много всяких вкусностей продавалось здесь. Но Диму больше интересовали вещевые ряды. Там он собственную точку разместил для своего ширпотреба, да и в общем торговля шла бойко – потому и слам с нее пожирней, чем с овощей-фруктов.
К барахолке он шел по продуктовым рядам. Как это у Некрасова пишется, мороз-воевода дозором обходит владенья свои. Кто не платит, того в памятник заморозить, как генерала Карбышева… Да, такой вот стал Дима. Правильно говорит Нина, изменился он, грубым стал, даже злым. Не зря философы утверждают, что бытие определяет сознание, как и битие…
– Эй, дорогой! – послышалось из-за спины.
Кот и Шмель обернулись вместе с ним, а шедший позади них Камиль уже принял стойку, готовый дать отпор трем усатым кавказцам. Один толстый, с обрюзгшим лицом, с двухдневной седеющей щетиной, двое других высокие, мощные, с борцовскими шеями. Азербайджанский босс со своими амбалами. Картина, честно говоря, непривычная, но вполне объяснимая. Вчера одному азеру нос и челюсть сломали, поэтому и наметилась разборка. Хорошо, что железные овощные павильоны рядом, за ними площадка, забитая всяким хламом. Место безлюдное, можно поговорить на повышенных тонах, не привлекая внимания. Зачем устраивать сцену на глазах у всех?
Коваль смерил толстяка пренебрежительным взглядом и движением головы показал, чтобы тот следовал за ним. Кот и Шмель переместились к нему за спину, чтобы защитить от подлого удара сзади. Керчь и Ганнибал продолжали закрывать его с боков. Мало ли что.
Он завел азербайджанцев за овощные павильоны, там развернулся к ним лицом. Небритый толстяк явно нервничал. Похоже, он думал, что разговор с Димой произойдет на глазах у людей и потому в случае чего до смерти забивать его не станут. А здесь ни свидетелей, ни ментов. Можно убить всех троих, ящиками забросать, и пусть разлагаются себе, как дохлые бродячие собаки.
– Чего тебе надо, уважаемый? – с оскорбительной вежливостью спросил Коваль. – О чем ты хотел со мной поговорить? За своего земляка спросить, да? Так давай наезжай, а я посмотрю, что с тобой сделать. Можно прямо здесь зарыть. Можно потом прихлопнуть, как жука навозного… Ну, чего молчишь?
– Я не молчу… – ошеломленный таким напором, пробормотал толстяк.
И охрана его сникла. Смотрятся амбалы внушительно, но ведь их всего двое против пятерых бойцов Коваля. К тому же и Дима мог вмешаться в процесс, а он сам по себе этих двоих стоил. Ну, может быть… А толстяк точно ничего собой не представлял. Не сможет он помочь своим бойцам в случае аврала.
– Ну, тогда высунь язык из жопы и говори! – потребовал Коваль.
– Ты бы за словами следил, да? – беспомощно поморщился азербайджанец.
– Я тебе сейчас в рыло накачу и свои слова сожрать заставлю!.. Ты за своего урода с нас хочешь спросить, да?.. Ну давай спрашивай, будь мужиком!
– Вы человека моего обидели, – сквозь зубы процедил толстяк.
– Ну вот, хоть что-то родил… – усмехнулся Коваль. – Уже хорошо… Короче, чего ты хочешь? Компенсации?
– Нет, мы денег у вас не просим. Только и наши деньги должны остаться при нас. Мы с Рычагом на этот счет четко договорились…