Непохожий двойник
Шрифт:
– Да поймите вы, университет мне ничего не дает.
– Как не дает? – растерялся Тихойванов.
– А так. Кем я оттуда выйду? Рядовым биологом! И буду куковать в какой-нибудь задрипанной лаборатории на сто двадцать рублей. Эти деньги я и сейчас заработаю, хоть завтра. И вообще, как говорили классики: лучшим каждому кажется то, к чему он имеет охоту.
– Но ведь ты шел на биологический, потому что выбрал эту профессию! Разве не так?
– Конкурс там был небольшой, вот и пошел. – Игорь переглянулся с матерью. Она состроила гримасу,
– Вы с Тамарой не нуждаетесь, – перебил его Федор Константинович. – Если вам не хватает моей зарплаты, скажите, я с книжки сниму.
– Что вы все на деньги переводите, – огрызнулся Игорь. – Не в них дело.
– Тогда в чем? Объясни по-человечески!
– Не хочу выбрасывать четыре года коту под хвост – вот в чем. Не нужно мне высшее образование, не нужно – и все!
– А что нужно? – Тихойванов встал, натягивая на голову фуражку. – Ты даже толком не знаешь, какую работу уготовила тебе мамочка через своих знакомых, а уже... Эх, ты! – Он посмотрел на стоящую спиной к нему Светлану Сергеевну. – Ладно, пошел я...
Его не удерживали.
Через месяц Игорь уже работал в клубе медработников осветителем сцены. Возвращался поздно, по полдня отсыпался, отчего в квартире стараниями Тамары постоянно царили полумрак и тишина. Вечерами к Игорю приходил новый его приятель, они о чем-то подолгу шептались, нередко распивали бутылку вина и уходили. А вскоре Игорь попался в краже. Вместе с дружком, подобрав ключи к двери радиокружка, похитил оттуда магнитофон «Темп».
Дом погрузился в траур. Зять несколько дней пропадал неизвестно где, а Тамара стала искать оправдания поступку мужа. Была тут и маленькая зарплата, и доверчивость Игоря, и вероломство друзей, а потом она робко намекнула, что часть вины падает и на отца: почему не общался с Игорем, почему замкнулся, не помог советом...
Уголовного дела не возбудили: Федор Константинович возместил стоимость магнитофона. На работе ограничились профсоюзным собранием. Игорь уволился и три месяца нигде не работал. Сидел дома. Встречая тестя в промежутках между рейсами, делал непроницаемое лицо, говорить о своих планах избегал. Молчала и Тамара. Однажды Федор Константинович не выдержал и высказал вслух все, что накопилось. При упоминании о брошенном университете, о краже, о том, что нельзя без конца сидеть дома, Игорь покраснел, а Тамара встала и пошла к двери.
– Если тебе жалко денег, не давай! – сдерживая слезы, крикнула она и, перед тем как захлопнуть дверь, добавила: – Сами проживем!
– Да разве я об этом? – оторопел Тихойванов. Он опустился на стул, потянул за ворот рубашки. Оторванная пуговица покатилась по полу, стукнулась о плинтус и, перевернувшись в воздухе, упала у его ног. Игорь осторожно, словно обходя опасную зону, прошел мимо и тоже вышел.
Тамарино «сами проживем» ранило больнее всего. «Сами» означало она и Игорь, – ОНИ. ОНИ и ОН – два враждебных лагеря.
Он ушел к сестре. Ушел, в глубине души надеясь, что дочь придет за ним, позовет обратно, извинится. Но минул день, за ним другой, потом еще и еще. Через две недели Федор Константинович сам пошел на Первомайскую. Там ничего не изменилось. Его постель и вещи стояли нетронутыми. Тамара у себя в комнате кормила ребенка.
– Если хочешь, борщ на плите, – сказала она через плечо.
Он побыл минут пятнадцать и ушел, так и не дождавшись разговора по душам. Это был окончательный разрыв, хотя отношения с тех пор внешне не стали ни хуже, ни лучше...
ВОСКОБОЙНИКОВ
Начальник отдела кадров овощной базы Воскобойников смотрел в синюю карточку и скучно, без выражения читал:
– Волонтир Георгий Васильевич, русский, беспартийный, образование неполное среднее, не женат, детей не имеет, инвалид второй группы, проживает по улице Первомайской, дом сто пять.
Продолжая держать карточку перед собой, он поверх очков посмотрел на Сотниченко, не то закончив, не то сделав паузу.
– Это все? – спросил инспектор.
– Почти, – отозвался кадровик. – Взысканий не имел, благодарностей тоже.
– Вы лично его хорошо знали?
– Вроде неплохо. – Воскобойников отложил карточку с анкетными данными. – Восемнадцать лет здесь работаю, а Волонтир пришел на базу в пятьдесят шестом, так что сами считайте.
– Вот вы сказали, что он инвалид...
– Георгий Васильевич хромал на левую ногу. Врожденное это у него.
Сотниченко сделал пометку в блокноте.
– Как он зарекомендовал себя по работе?
– На его-то должности? – Воскобойников скупо улыбнулся. – «Пост сдал, пост принял» – вот и вся премудрость. – Он посмотрел на инспектора, точно проверяя, удовлетворяет его ответ или нет.
– А подробней? – спросил тот.
– Подробней? Можно и подробней. Было два случая. Первый раз, лет шесть назад, попался он на мелком хищении, пытался вынести с базы мешок с тепличными огурцами. Дружинники задержали. Судили его товарищеским судом. Больше в кражах не замечался. А в прошлом году снова судили, за употребление спиртных напитков в рабочее время.
– Ну, вот, а говорите, не зарекомендовал, – упрекнул Сотниченко.
– Пить он, конечно, не перестал, – продолжал кадровик. – А вот систему изменил. День стоит трезвый, но перед окончанием смены одну-две бутылки вина, как правило, оприходует. И не придерешься: отработал человек, имеет право, тем более держал себя в рамках.
– Он что, каждый день пил?
– Ну, каждый день я его не видел. Георгий Васильевич выходил через двое суток на третьи. А что прикладывался часто, это точно. Что было, то было. Позавчера, к примеру, тоже.