Непокорная тигрица
Шрифт:
В конце концов он просто кивнул в знак согласия и слегка наклонился вперед.
— Конечно, я уважаю обеты служителей церкви как мужского, так и женского пола. Если я буду с пренебрежением относиться к таким вещам, то это плохо повлияет на мою энергию кви.
Удивившись собственной смелости, Анна вдруг раздраженно спросила:
— Что же случится с вашей кви, если вы убьете священника?
Он недовольно поморщился.
— Фэн-Ду жестоко наказывает за такие преступления. Она нахмурилась, пытаясь понять смысл его слов.
— Фэн-Ду — это такое место, куда после смерти попадают души людей. Там их судят и наказывают.
— Это ад, — сказала Анна. — Мы называем это место адом.
Чжи-Ган как-то натянуто улыбнулся и снова слегка склонил голову.
— Совершенно верно, — сказал он, а потом повернулся к Цзин-Ли. — Убери здесь все, слуга, — велел он, пренебрежительным жестом обведя комнату. Палач ухмыльнулся, довольный тем, что заставляет друга выполнять свои приказания. — Я думаю, что мне пора отдохнуть.
Цзин-Ли напрягся. Его лицо потемнело от злости.
— Ты слишком серьезно воспринимаешь всю эту игру! — возмущенно крикнул он. — Ты ничем не лучше меня! К тому же мой род более знатный, чем твой.
Мандарин удивленно вскинул брови.
— И чем же тебе сейчас может помочь твое знатное происхождение? Ты прячешься от императрицы на судне палача. — На лице Чжи-Гана появилась кривая улыбка. — Ты назвался слугой, вот и веди себя так, как подобает слуге.
— Мы ведь друзья! — злобно прошипел Цзин-Ли.
Мандарин снова стал серьезным. Судя по всему, он пытался ответить на вопрос, который так никогда и не был задан вслух.
— Мы найдем тебе новое место, Цзин-Ли, — мягко произнес Чжи-Ган. — Вдали от императрицы ты снова станешь свободным. Только не здесь и не сейчас, — добавил он и, сняв свои шелковые штаны, швырнул их другу.
Изображая из себя скромную монахиню, какой она на самом деле никогда не была, Анна заставила себя отвернуться и сделать вид, будто ее не трогает эта весьма интересная беседа. К тому же монахине не пристало пялиться на стройные ноги мандарина. Поэтому она стояла спиной к нему и продолжала внимательно слушать, надеясь побольше узнать о мужчине, который взял ее в плен. Однако ничего полезного она не узнала. Тихо засмеявшись, Чжи-Ган устроился на подушках.
Она слышала, как он вздохнул, а затем, заложив руки за голову, засмеялся, наблюдая за работой своего друга. Анна вдруг подумала, что он смотрит на нее, шаря глазами по ее телу, закутанному в китайский шелк. Ей стало как-то не себе. Между лопатками возникло какое-то неприятное напряжение, груди стали твердыми, а в животе разлилось обжигающее тепло. Она подобрала под себя ногу, чтобы та не выглядывала из-под ее разорванной юбки, но это не помогло. Юбка была слишком сильно разорвана, и мандарин прекрасно видел всю ее ногу от колена и ниже.
На самом деле не было ничего необычного в том, что ее ноги оставались открытыми. Это на севере Китая люди были вынуждены кутаться в тяжелые и плотные ткани, а в южных провинциях китайцы одевались совершенно иначе. В Шанхае, например, многие женщины носили узкие юбки с разрезами до самых бедер. Особенно женщины определенного сорта. По сравнению с ними голое колено Анны выглядело вполне невинно. И все-таки она, чувствуя на себе его пристальный, полный сексуального желания взгляд, не смела повернуться и посмотреть на него. Она просто боялась обнаружить, что все это всего лишь плод ее воображения. К тому же она не хотела привлекать к
Анна знала, что ей это не поможет, и, раздраженно пробормотав себе под нос какие-то ругательства, побрела к упавшему на пол столу. Она быстро поставила его на место и села на стоявший возле него стул. Устроившись поудобнее, Анна позволила себе посмотреть на мужчину, который постоянно являлся ей во сне, а теперь мучил наяву.
Его глаза были плотно закрыты, он спокойно и размеренно дышал. Этот человек спал.
Чжи-Ган спал так, как обычно спят люди, чувствующие себя в полной безопасности, — глубоко и безмятежно. Пока он лежал на подушках, вытянувшись во весь рост, Цзин-Ли закончил уборку и вышел из комнаты. Анна сидела на стуле, рассеянно думая то об одном, то о другом. На самом деле ей очень хотелось спать. Она много дней провела в дороге и теперь просто валилась с ног от усталости. В конце концов она не выдержала и, осторожно встав со стула, свернулась калачиком на полу. За минуту до этого ей удалось незаметно стащить у мандарина одну подушку, которую она положила себе под голову.
Совершенно обессиленная, она моментально заснула и спала так же крепко, как и палач. Проснувшись, пленница почувствовала, что все ее тело затекло, оттого что она долго пролежала в одной позе. Она услышала, что совсем близко от нее кто-то поет заунывную песню. И поет довольно громко, причем таким гнусавым баритоном, каким обычно любят петь китайцы. Однако ее больше заинтересовал запах, исходивший от дымящейся сковородки с клецками.
Она открыла глаза и снова увидела ванну, стоявшую в самом центре комнаты. А еще она увидела расплетенную косу палача, закрывавшую его спину. Сначала ей даже показалось, что она видит перед собой женщину. Она и подумать не могла, что у мужчины могут быть такие красивые длинные волосы. Но потом он затянул следующий куплет песни (наверное, это была ария из какой-то китайской оперы), и Анна поняла, что это все-таки мужчина. Он поудобнее улегся в ванне, и она увидела его широкие мускулистые плечи. Эти плечи она хорошо запомнила.
— Я разбудил тебя, маленький миссионер, или ты еще спишь? — пропел он.
Она не сразу поняла, что эти слова не из песни.
Анна попыталась вытянуть затекшие ноги и скривилась от боли. Неужели она спала, свернувшись калачиком? Наверное, так и было, потому что она с большим трудом смогла разогнуть не только ноги, но и руки. Тем не менее она постепенно возвращалась из страны грез в реальную жизнь.
— Я думал, что монахиням все время приходится спать на твердом полу, — пропел Чжи-Ган. — Ты хочешь сказать, что твое тело не привыкло к подобным испытаниям? — снова затянул он, меняя ритм хорошо известной мелодии.
Анна поморщилась, не понимая, как он узнал, что она проснулась, если продолжал сидеть к ней спиной. Ей наконец удалось немного размяться и встать на колени. Потом она попыталась покачать головой, чтобы разогреть мышцы шеи... И вдруг она застыла как громом пораженная.
У него было зеркало! Правда, не очень большое. Как раз такое, какое ему было нужно, чтобы наблюдать за ней. Оно стояло на другом стуле, и его держали чьи-то руки. Без сомнения, это были руки Цзин-Ли. Зеркало было направлено определенным образом, чтобы палач мог ее видеть... Анна снова села на пол. Чжи-Ган предстал перед ней совершенно нагой — начиная от талии и выше.