Неполитический либерализм в России

Давыдов Алексей Платонович

А. Иезуитов правильно говорит, что Пушкина нельзя сводить ни к религиозности, ни к атеизму [3] . Но он не вводит понятия снятия противоречий, поэтому не очерчивает того смыслового поля, где Пушкин ведет поиск новых смыслов, его анализ не высвечивает самого главного – смыслового пространства между сложившимися культурными стереотипами как качественно новой ценности. Усилия Пушкина направлены на то, чтобы сформировать эту смысловую сферу и обособиться от сложившихся стереотипов культуры. Логика Пушкина – это в первую очередь завоевание независимости и от Бога, и от народа, и вообще от всего, что мешает его свободному поиску меры себя с помощью ценностей, в том числе ценностей и Бога и народа.

3

См.: Иезуитов А. Пушкин и «философия взаимодействия» // Пушкин и современная культура. М.: Наука, 1996. С. 92–106.

Именно в этой логике надо искать ключ к мировоззрению поэта, выраженному в строчке «Судьбы всемощнее поэт» [4] , и к девизу его поэтики: «Цель поэзии – поэзия». Ведь если поэзия способна выходить за пределы сложившихся стереотипов и познавать себя в межполюсной сфере смыслообразования,

которую она создает для себя, то она сама должна устанавливать и логику медиации, и законы познания новых смыслов. В поэме «Езерский» Пушкин пишет:

Зачем крутится ветр в овраге,Подъемлет пыль и прах несет,Когда корабль в недвижной влагеЕго дыханья жадно ждет?Зачем от гор и мимо башенЛетит орел, тяжел и страшен,На черный пень? Спроси его.Зачем арапа своегоМладая любит Дездемона,Как месяц любит ночи мглу?Затем, что ветру и орлуИ сердцу девы нет закона.Гордись: таков и ты поэт,И для тебя условий нет [5] .

4

Пушкин А.С. Послание к Юдину. Т. 1. С. 174. Здесь и далее ссылки на произведения и письма Пушкина даются по изданию: Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1949. В дальнейшем ссылки на это издание будут обозначаться только фамилией автора: Пушкин.

5

Пушкин А.С. Езерский // Пушкин. Т. 4. С. 344–345.

Что для поэта «условий нет», еще точнее сказано в «Египетских ночах»:

…Таков поэт: как АквилонЧто хочет, то и носит он —Орлу подобно он летаетИ не спросясь ни у кого,Как Дездемона избираетКумир для сердца своего [6] .

Ни Бог, ни человек не закон для поэзии-рефлексии. Ее закон – быть в «сфере между».

Поэзия, если она рефлексия, есть самодвижение, и поэтому пушкинская поэзия-рефлексия сама устанавливает законы и идеалы для себя, но не в том смысле, что сначала отдает предпочтение одному идеалу, потом, став мудрее, – другому, а медленнее меняющийся «читатель не успевает за поэтом» (А. Ахматова) [7] . Не в этом смысле. В предисловии, предполагавшемся к VIII и IX главам «Онегина», Пушкин полемизирует с критикой: «Век может идти себе вперед», но «поэзия остается на одном месте, не стареет и не изменяется. Цель ее одна, средства те же» [8] . И совершенно наоборот в статье «Баратынский»: «Лета идут – юный поэт мужает, талант его растет, понятия становятся выше, чувства изменяются. Песни его уже не те. А читатели те же… Поэт отделяется от них и мало-помалу уединяется совершенно. Он творит для самого себя» [9] . И еще в том же духе в статье «Александр Радищев»: «Глупец один не изменяется, ибо время не приносит ему развития, а опыты для него не существуют» [10] .

6

Пушкин А.С. Египетские ночи // Там же. Т. 6. С. 380

7

Ахматова А.А. «Каменный гость» Пушкина // Ахматова А. А. Соч.: в 2 т. М.: Цитадель, 1997. Т. 2. С. 113.

8

Пушкин А.С. Евгений Онегин. Ранняя редакция // Пушкин. Т. 5. С. 546.

9

Пушкин А.С. Баратынский // Там же. Т. 7. С. 222.

10

Пушкин А.С. Александр Радищев // Там же. С. 357.

Пушкин противоречит себе? Нет, этот фейерверк программных заявлений является результатом способности пушкинской поэзии мерить себя собой и идеалом одновременно, т. е. способности Пушкина видеть в своей способности к поэзии трансцендентное (в данном случае идеальное, всеобщее; возможно, божественное) как меру имманентного (частного, личного, единичного, возможно, человеческого) и наоборот. Доказательства содержатся не только в приведенных заявлениях поэта, но и в логике пушкинских оппозиций. Вот некоторые из них: смертность – бессмертие, истина – обман, счастье – несчастье, смысл жизни – смысл смерти. И везде путь к искомому смыслу лежит между смыслами.

Оппозиция «смертность – бессмертие»

Пушкинская Поэзия, прикоснувшись к полюсу вечности, смиренно склоняет голову перед судьбой: «Все чередой идет определенной, // Всему пора, всему свой миг…» [11] ; «…от вечной темноты, // Быть может, нет и мне спасенья!» [12] ; «Мне время тлеть, тебе цвести» [13] .

Фатализм, бессилие перед предопределенностью пронизывает все письма-утешения поэта друзьям. Его Поэзия исполнена безмерной тоски, потому что несет понимание того, что жизнь конечна. Но поэт не поддается магии этого полюса, отталкивается от него и «главою непокорной» [14] пытается вознестись над предопределенностью, обессмертить свое имя.

11

Пушкин А.С. К Каверину // Там же. Т. 1. С. 235.

12

Пушкин А.С. Руслан и Людмила // Там же. Т. 4. С. 50.

13

Пушкин

А.С. Брожу ли я вдоль улиц шумных… // Там же. Т. 3. С. 133.

14

Пушкин А.С. Я памятник себе воздвиг нерукотворный… // Пушкин. Т. 3. С. 376.

Вместе с тем было бы заблуждением считать, что пушкинская Поэзия, с точки зрения Пушкина, живет в пространстве бессмертия. Его Поэзия движется между смертностью и бессмертием. Она ищет сущность и в своем фатализме, и в своем оптимизме для того, чтобы, находясь в смысловом поле «смертность – бессмертие», каждый свой шаг измерять и вечностью и временностью. Для Поэзии, которая находится в пространстве «между», важно постоянно чувствовать зависимость своей вечности от качества временности. Пушкин заключает: «Конечно, дух бессмертен мой» [15] , но его дух бессмертен только в той степени, в какой он способен быть поэтом и творить беcсмертное: «Бессмертен ввек пиит!» [16] Поэтому не имеет для него ценности бессмертие души, даруемое потусторонностью, небом, а не людьми, не имеет ценности вечность, оторванная от временности, небесное, оторванное от земного:

15

Пушкин А.С. Таврида // Там же. Т. 2. С. 106.

16

Пушкин А.С. Городок (К***) // Там же. Т. 1. С. 99.

…Предпочел бы я скорейБессмертию души моейБессмертие своих творений [17] .

Пушкин, таким образом, разделяет понятия «смертный прах», «тлен» (полюс временности, смертности), «бессмертие души» (полюс Бога, потусторонности, вечности) и «бессмертие души в заветной лире» (медиация, середина).

Нет, весь я не умру – душа в заветной лиреМой прах переживет и тленья убежит… [18]

17

Пушкин А.С. В альбом Илличевскому // Там же. С. 253.

18

Пушкин А.С. Я памятник себе воздвиг нерукотворный… // Там же. Т. 3. С. 376.

Завет – это договор, который заключает Бог с человеком в Ветхом Завете. Пушкин приравнивает Поэзию к Богу, а способность творить, поэтическое вдохновение – к завету, ведущему к бессмертию. Душа не умрет в божественной Поэзии, в Поэзии-Боге, и будет бессмертна. Бессмертно, следовательно, не приобщение к Богу-вечности, к небесному, как и не забота о телесном, вещественном, земном, а поиск середины – способность к небесно-земному, бессмертному творчеству. Через творческое-богочеловеческое как середину снимается противоположность смыслов смертности поэта и его бессмертия.

Логика этого анализа подтверждается и на материале других оппозиций.

Оппозиция «истина – обман»

Пушкинская Поэзия устремлена в смысловое поле «истина – обман», чтобы постоянно проверять истинность формируемых ею новых смыслов и мерить их то истиной: «…презирай обман, // Стезею правды бодро следуй» [19] , то ложью: «Я сам обманываться рад» [20] , «Тьмы низких истин мне дороже // Нас возвышающий обман» [21] , «Пленяйте ум обманом» [22] , то спасительною верою: «…мы спасены лишь верой» [23] , «Ум ищет божества, а сердце не находит» [24] , «Я верю, я любим, для сердца нужно верить» [25] , то осознанием того, что «верить» и «обмануть себя» – «одно и то же». Пушкин – в письме Керн: «Если выражения ваши будут столь же нежны, как ваши взгляды, увы! – я постараюсь поверить им или же обмануть себя, что одно и то же» [26] .

19

Пушкин А.С. Подражания корану. Посвящено П.А. Осиповой // Пушкин. Т. 2. С. 204.

20

Пушкин А.С. Признание // Там же. С. 339.

21

Пушкин А.С. Герой // Там же. Т. 3. С. 201.

22

Пушкин А.С. Мечтатель // Там же. Т. 1. С 125.

23

Пушкин А.С. К бар. М. А. Дельвиг // Там же. С. 151.

24

Пушкин А.С. Безверие // Там же. С. 240.

25

Пушкин А.С. 1820 (Петербург) // Там же. С. 387.

26

Пушкин А.С. А. П. Керн. 25 июля 1825 г. Михайловское // Там же. Т. 10. С. 157–158.

Но если иногда переходят друг в друга истина (небесное, Бог, трансцендентное) и обман (человеческое, земное, имманентное) и если верить и обманываться – это порой одно и то же, то главное для Пушкина, следовательно, не в этих полюсах. Главное в том, чтобы, постоянно находясь в середине, в смысловом поле между истиной и обманом, сохранять способность своей Поэзии понимать меру истины и меру обмана во всем как меру меры. И сущностью этой небесно-земной меры является способность пушкинской Поэзии нести рефлексию в этой сфере как единственную меру сущности и единственную меру нравственности. Снятие противоположности смыслов здесь происходит через скепсис, иронию, сомнение, через освоение сложившихся стереотипов культуры и вместе с тем отказ от их абсолютизации.