Непознанное и невероятное: энциклопедия чудесного и непознанного
Шрифт:
Б.Шапиро: Ну относительно Польши все было довольно просто. В тысяча девятьсот восемьдесят втором году, когда там происходили известные всем события, мы, группа экстрасенсов из шестнадцати человек, попытались в один из дней воздействовать на этот регион и снять, хотя бы на время, существующую там напряженность. Вообще-то нас было семнадцать человек, но один экстрасенс работал заочно.
Воздействие наше проходило так: собравшись группой, мы первым делом попытались «настроиться» на этот регион. Каждый, разумеется, «настраивался» по-разному. Кто-то представлял себе голограмму глобуса, кто-то – фрагменты фотографий, увиденных в какой-нибудь из книг о Польше. Главное – нужно было почувствовать
Вот это чувство как раз и надо было снять. Причем в момент снятия нужно было одновременно представлять себе большую массу людей. Мы как бы «заменяли» у них одно чувство другим – чувством покоя, умиротворенности. Все это заняло у нас минут тридцать. После чего мы закончили сеанс.
На следующий день по телевидению сообщили, что представители властей и забастовочных комитетов пришли к обоюдному согласию, и положение в какой-то мере начало проясняться. Эта «передышка», конечно, была недолгой, но тем не менее факт остается фактом.
Я понимаю, что все это может показаться кому-то абсолютным бредом. Но тут уж ничего не поделаешь: пока экстрасенсорика не будет объяснена с научной, прежде всего, точки зрения, причем объяснена досконально, эти и другие подобные эксперименты будут считаться полной чушью и околесицей. Как и несколько лет назад, они будут восприниматься только лишь как чудо. А чудес, как известно, не бывает…
Э.Наумов: Поскольку наш «круглый стол», судя по всему, подходит уже к концу, я постараюсь быть кратким. Прежде всего на чем мне хотелось бы остановиться? Я, конечно, понимаю, что вопросы, которые я хочу затронуть, не глобальные и не масштабные. Но тем не менее они тоже очень важны. Я имею в виду сегодняшнее наше отношение к парапсихологии, а если конкретно – то к самому термину.
Полистайте сейчас газеты или журналы. В любом материале, если только речь идет о парапсихологии или экстрасенсорике, заголовки обязательно такие: парапсихология – это трюк или реальность? Действительность или фикция? Нужно раз и навсегда определить, что парапсихология – это не трюк и не фикция. А реальность. И я лично очень бы хотел, чтобы наш сегодняшний Круглый стол в силу своей такой, что ли, респектабельности был бы в этом смысле своеобразной точкой отсчета.
Так вот я предлагаю: может быть, стоит, раз уж мы всерьез Сейчас занялись парапсихологией, провести что-то вроде телемоста между, скажем, американскими парапсихологами и советскими?
Разумеется, все это должно идти под эгидой «Комсомольской правды», поскольку она первая из центральных изданий занялась этим вплотную. Центральное телевидение, я уверен, пойдет нам навстречу. А что касается американских коллег, то могу сказать следующее: идею о телемосте поддерживает астронавт Эдгар Митчелл – автор очень известной и серьезной книги «Психологические исследования», еще ряд известных американских специалистов, занимающихся вопросами парапсихологии.
О.Кармаза: Ну что же, по-моему, очень дельное предложение, и, я думаю, мы к нему еще обязательно вернемся…
ВЛАИЛЬ КАЗНАЧЕЕВ
Влаиль Петрович Казначеев – выдающийся русский ученый, наш современник, директор Института клинической и экспериментальной медицины в Новосибирске.
В.Казначеев одним из первых занялся изучением информационного обмена в природе, многое сделал в этом направлении. Я с ним лично не знаком,
– Влаиль Петрович, сейчас много говорится о кризисе отечественной медицины. Сколько людей, столько и мнений о причинах этого. Интересно услышать вашу точку зрения.
– Не правильное понимание причин кроется в искажении истории. Дело в том, что к концу прошлого века культура и теология (или теософия) в России относительно европейской и американской культуры характеризовалась очень крупным Ренессансом. Фактически во всех сферах – этической, художественной, литературной, архитектурной, музыкальной, научной (гуманитарной и технической). Можно назвать целые плеяды их представителей. Если бы вы увидели Европу, скажем, с уровня спутника и могли бы окрасить научную мысль каким-то оттенком, вы бы увидели, что на континенте Европа над Россией поднимается какой-то фонтан, какой-то купол. Это было рождение в России научной и культурной мысли как планетного явления. Оно возникало на стыке между прошлыми и настоящими европейскими культурами, восточными культурами и той самобытностью, уходящей корнями к славянской древности, которая и формировала этот Ренессанс.
Так вот, этот купол в фундаментальном и прикладном смысле все больше и больше вбирал в свой фокус проблему человека, души и тела, его физического и этического, духовного здоровья.
…В России формируется общество, которое называлось «Мироведение». От слова «мир», то есть структура всей нашей жизни. Лесгафт организует в Петербурге практические лаборатории Инстатута Человека. Развивается меценатство: от, скажем, Саввы Морозова, оплатившего открытие лабораторий, до различных общественных организаций. Создается даже Бадмаевская клиника по тибетским методам лечения. Российская наука тогда вплотную подходила к обобщению, суммированию восточного и азиатского опыта, европейского и своего.
Больше того, в восьмидесятых годах шестнадцатого века при существующей ломоносовской императорской Академии была организована Российская Академия наук. Позже в Петербурге Бехтерев открывает Институт психологии. Создается Институт проблем алкоголизма. Между прочим, все это при царях! То есть к революции Россия приходила с колоссальным запасом прочности фундаментальных научных идей по проблемам человека, включая генетику, всеми потом отвергнутую. После революции очень быстро идеология, политика скатываются в дипломатию, а точнее, в обычный культурный принцип догматизма, и эти идеи человечности уничтожаются. Значит, Ренессанс сменился обратным знаком. Уничтожением науки – физическим и духовно-историческим. Ведь мы до сих пор не знаем ряда фамилий крупнейших ученых, которые просто вычеркнуты из памяти науки и только сейчас восстанавливаются. Российская наука о человеке потеряла то, что имела.
Однако в тридцатые годы, несмотря на сталинизм, проблема человека все еще живет – во многом благодаря ВИЭМу (Всесоюзный институт экспериментальной медицины), фактически Институту Человека, который, являясь институтом академическим, наработал к войне большой фундаментальный пласт по проблемам гигиены, микробиологии, биологии, по проблемам клетки, генетики, психологии, физиологии, энергетики. После начала Великой Отечественной войны институт волевым порядком превращается в медицинскую академию, которая занимается важными, но в основном лечебно-прикладными вопросами. А ВИЭМ передается в «большую академию», в чьих крупных программах проблема человека была вычеркнута. С тех пор, за исключением краткого периода оттепели, проблема человека практически исчезла в СССР. Теперь пожинаем плоды.