Неправда
Шрифт:
Но небо молчало.
Зуд потихонечку успокоился и Лешка осторожно коснулся лица. Но боль не ударила его, и кровь вовсе не стекала по подбородку. Щека, обильно поросшая колючей щетиной, и скула были на месте и никакие черви не извивались на земле.
Продолжая от ужаса подвывать про себя, Лешка осторожно пошел вверх по крутому склону, временами карабкаясь по кучам камней.
Внезапно начало темнеть, причем с такой скоростью, что уже через несколько шагов он перестал различать сначала землю, затем листву деревьев, потом и сами деревья. И только камни точно зубы
Он зажег спичку, но от этого тьма еще более сгустилась. Сердце его, и до этого стучавшего как отбойный молоток, забухало внутри грудной клетки, словно пойманный врасплох голубь. Как у любого городского жителя, оказавшегося в ночном лесу, липкий пот потек по спине, а зубы, и без того стучавшие на весь лес, замолотили адреналиновой чечеткой.
Нащупав бугристый ствол дерева, Лешка прижался спиной к нему, но дерево тяжело вздохнуло, и студент отпрыгнул от него непонятно куда, но вперед.
На коре дерева проступили зеленые глаза, затем еще одни и еще, пока со всех сторон на Лешку не уставились круглые бессмысленные зрачки.
"Вставай! Пришло время отвечать!" - зазвучал знакомый голос в голове. Из темноты возникла Оля. Голова ее была странно свернута на бок, из уголка губ стекала тонкая струйка крови. Из-за спины ее вышел Мишка - его вечная улыбка превратилась в оскал белых сморщенных губ. Обугленного лица Ани Лешка не смог выдержать и упал на колени, ткнувшись головой во влажную землю.
– Я не хотел... Это не я...- забормотал он.
– Простите! Простите меня, если это я!
Но ребята молчали, и никто не подходил к нему. И только смрадный запах невыносимо плавал вокруг него.
Вдруг яркий свет объял полянку и кто-то ласково и легко, словно пушинку приподнял его. Лешка с трудом разлепил запекшиеся от слез глаза. Перед ним стоял длиннобородый старичок с высоким лбом в белой до пят рубашке. Его глаза на мягко круглящемся лице, светились и теплой заботой, и, одновременно, строгой проницательностью, которая заглядывала так глубоко в душу, где сам человек углядеть что-либо был не в силах. Он утер Лешкино лицо своим широким рукавом и тихо сказал:
– Что ж ты внучек духу зла-то доверился?
– Какому духу зла?
– прошептал Лешка
– Духу зла и лжи, обмана и вероломства. Князю мира сего, хотящего владети и не можущего. Пошто про Бога забыл, а?
– отирал слезы с лица студента старичок.
– Кто ты, дедушка?
– упал Лешка на колени и совершенно по-детски вцепился в подол старичка: - Ты Бог, да?
– Типун тебе на язык!
– воскликнул старичок и даже отшатнулся от Лешки.
– Что ты, что ты! Какой я тебе Бог! Ты меня когда звать-то будешь Николой кличь. Уж приду, когда совсем тебе не в мочь-то будет. А Белиалу-то не верь, все одно на кривой козе объедет!
– а потом он перекрестил юношу и поцеловал его в лоб.
13. 8 мая 1994 года. Воскресенье. Украина. Крым. Главная гряда Крымских гор - Ай-Петри - Алупка.
Лешка молчаливо кивнул и поднял взгляд от земли. Никого перед ним не было.
Он стоял на коленях на покрытых сухими лишайниками теплых камнях. Сверху припекало солнце, но ветерок был прохладный, он ласково утирал разгоряченный вспотевший лоб.
– Где я?
– спросил он сам у себя и на всякий случай.
На этот раз голоса не ответили ему, тогда он встал. Большое поле, обильно покрытое белыми валунами и провалами в виде воронок, окружало его. Небо закруглялось странным шаром вокруг поля, и почему-то сильно темнело к горизонту. Сквозь мареву солнечных лучей впереди проступало несколько зданий. А позади, замершими каменными волнами, выступали откосы скал, перемежаемые разлапистыми соснами.
Лешка двинулся к ним и уже через несколько минут вышел на огороженную перилами площадку. И прямо под ним распластался темно-зеленый вид Большой Ялты. То, что он принял за небо - оказалось морем, впрочем ошибиться было немудрено - линия горизонта растворилась то ли в мокром воздухе, то ли в прозрачной воде, то ли в солнечном огне. Далеко слева, в Гурзуфе, гора-Медведь пыталась выпить море и в этом ему помогала далеко справа, в Симеизе, гора-Кошка, заедая горькую соль лебединым крылом. Между ними, то там, то сям среди квадратов виноградников и ленточек дорог, по зеленому бархату лесов, были разбросаны кубики многоэтажек и санаториев.
Величавая тишина, разбавляемая только шелестов ветра настолько потрясла Лешку, что он даже на мгновение забыл обо всем. Но только на мгновение. Потому что забыть надолго нельзя. Он круто повернулся спиной к морю и зашагал к двухэтажному домику, на котором было крупными буквами написано: "Приют Туристов "Ай-Петри".
На первом этаже никого не было, тогда Лешка поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. Там оказался бар, за стойкой которого скучала высокая светловолосая девушка. При виде бутылок на стойках студент понял что нестерпимо хочет пить. Он пошарил по карманам и обнаружил смятую стотысячную бумажку русских рублей.
– Валюту принимаете?
– хрипло спросил он.
– Доллары, марки?
– лениво ответила девушка.
– Рубли.
– Ответил ей Лешка.
– Ой уж валюта!
– фыркнула барменша.
– Да уж посерьезнее ваших купонов туалетных.
– Внезапно обиделся за страну и родные рубли Лешка.
– Стакан сока налейте, пожалуйста.
Девушка долго ковырялась со сдачей и протянула ему толстую пачку засаленных синих украинских бумажек. Он рассовал их по карманам, даже не пересчитывая. И только после этого светловолосая спросила:
– Какого сока?
– Ананасового.
– Ананасового нет.
– Тогда яблочного.
– Яблочного тоже нет.
– А какой есть?
– Только виноградный.
– Зачем тогда спрашиваете, бляха медная!
– разозлился Лешка.
– Наливайте виноградный.
Она равнодушно поставила перед студентом запотевший, еще советского производства граненый стакан с божественной влагой. Сок был такой холодный, что немедленно заломило зубы, но пить хотелось так, что этот холод не помешал залпом опрокинуть стакан в себя.