Неправильная женщина
Шрифт:
— А Вика?
— Вика от счастья скачет до потолка. Тоже рвется в Сингапур.
— А ее учеба?
— Ты что, совсем со счета сбилась? У нее же последний курс. Ей осталось только госэкзамены сдать и диплом получить. А диплом химфака МГУ — вполне уважаемая бумажка.
— И английский она знает прилично. Порядок. Только пусть живет отдельно, а то всякое может быть.
— Учить она меня будет. Сама знаю. Бабкину квартиру здесь будем сдавать, а там на эти денежки ей снимем жилье.
Танька за последние пять лет похоронила обоих
— Слушай, а он богатый? — по ассоциации спросила я.
— По крайней мере, не бедный. Есть свое дело, дом, счет в банке. Для Англии маловато, а для Сингапура даже очень хорошо. Да и я не нищая. А кроме того, я в Сингапуре смогу прекрасно работать.
Сможет, это точно. Танька, если надо, сквозь стену пройдет и не заметит.
— А лет ему сколько?
— Пятьдесят два.
— Нестарый еще.
— А я о чем говорю, подруга!!! Он просто супер!!! Давай я тебе фото покажу.
Она достала из сумки пачку фотографий. Действительно, такой седеющий колониальный джентльмен в усах. Загорелый и подтянутый. Довольно симпатичный. Даже на фото видно, что высокий. У нас с Танькой еще в детстве был бзик насчет высоких парней.
— А где ты его оставила? Мог бы вместе с тобой приехать, познакомиться, так сказать…
— Я что, ничего не сказала? Я же из аэропорта, посадила его в самолет.
— Он что, на один день прилетал?
— Почему на один? Мы две недели тут мыкались, собирали все нужные бумажки, чтобы заявление подать.
— И ты столько времени молчала?!
— Ты же меня знаешь. Сглазить боялась.
Знаю. Стоит Таньке о чем-нибудь вслух сказать заранее, можно биться об заклад, что это не состоится. Понятно теперь, почему последние два года мы стали так редко общаться. Скрывать от меня роман с, как его, Барни, ей было непросто, вот она и свела к минимуму возможность проболтаться.
— Когда свадьба-то, скажешь? Мне надо будет подарком запастись, да и фирменные пироги с меня.
— Регистрацию нам назначили на конец июля. Я пока не смотрела, что это за день. А торжества в ближайшие за тем выходные. Будет время пироги испечь, — и Танька отправила в рот последний кусочек, — Пицца сегодня удалась.
— Давай еще по глоточку.
— Давай.
— За здоровье твоего Барни… Он даже не знает, паршивец, как ему повезло. Такие женщины, как ты, на дороге не валяются.
— А такие как ты, думаешь, валяются? Ничего, подруга, может, еще кому-нибудь повезет, и ты у нас замуж выскочишь.
— Ага, как же. Я тут считала вероятность брака для нас с тобой, получилось что-то так мало, что и сказать стыдно.
— Но я-то выхожу.
— По статистике, мои шансы от этого уменьшились. Ничего, буду к тебе в отпуск летать.
— Обязательно. А там и тебе кого-нибудь приглядим. Это наши мужики зажравшиеся, не знают уже, что им нужно. А в цивилизованном мире такая баба на вес золота.
— Где они найдут столько золота? — я обвела себя руками
И мы начали хохотать.
Просидели мы с Татьяной допоздна. Я ей рассказала про свои дела, она мне рассказывала про Барни и про то, как собирается обустроить свою и Викину жизнь. Я ни разу не спросила, любит она его или нет. Любовь — слово не из моего лексикона. Разговоры о ней я считаю профанацией. В романах и дамских журналах вечно женщины спрашивают своих мужчин, любят ли они их, а если любят, то как именно. От меня такого не дождешься. Язык не поворачивается. Поэтому, наверное, мои мужчины вечно пытались добиться от меня признаний, точь-в-точь как дамочки из романов. А потом я оказывалась бездушной, бессердечной, да сейчас и не упомнить всех эпитетов. Может, я действительно такая. Или просто не любила никого. Детей люблю, родителей люблю, Таньку вот люблю: за них за всех дам себя разрезать на кусочки, за всех вместе и за каждого в отдельности. Они — это я, несмотря на то, что я всегда уважаю суверенитет их личности. А мужчины… Никто из них до сих пор столько для меня не значил, кроме Алеши. Но он от меня признаний никогда не требовал…
Так что я своим любимым и обожаемым о любви не стану распинаться.
И уж точно не буду об этом спрашивать Татьяну, не мое это дело.
Татьяна дождалась, когда хмель из головы выветрится, и уехала, хотя я предлагала ей остаться. Все равно завтра воскресенье, можно спать, сколько влезет. Но она побоялась — Барни может ей звонить, как прилетит, а она дома не ночует.
Я и расстроилась, и обрадовалась. Все-таки надо отдохнуть, а с Танькой мы бы всю ночь протрепались. С другой стороны, когда еще придется с ней так посидеть. Вот уедет в свой Сингапур, и все…
Суббота оказалась насыщенной, а воскресенье — пустым. Все как всегда. Поехала к родителям, мыла, убирала, готовила, выслушивала поучения… С тех пор как я стала хозяйкой в собственном доме, я могу их слушать спокойно и доброжелательно. Все пропускать мимо ушей.
По ходу дела проводила для родителей пресс-конференцию. Делала сообщение «про свою жизнь». Про Танькины дела рассказывать не стала, а то вопросов не оберешься. Моя мама любит задавать вопросы о том, что спрашиваемый в принципе знать не может. И очень обижается, если ей не отвечают.
О Катиных делах рассказала в общем виде. На время вселения к нам Эрика Сережке придется жить с бабушкой и дедушкой на даче, значит, надо сказать им заранее. Про то, что нас пригласили в Бельгию, сообщать не стала, сказала только, что собираюсь в августе поехать отдыхать всей семьей. Куда? Там видно будет.
В общем, все, что я произносила, было строго отредактировано. Эти разговоры выматывают меня больше, чем мытье полов, уборка и готовка вместе взятые.
Не забыть дать Сережке с Катькой инструкции, что говорить бабушке при случае. А то проговорятся — потом сами наплачутся.