Неправильная женщина
Шрифт:
А вечером я поехала к Татьяне.
У Таньки по квартире разливался умопомрачительный запах вкусной еды. Я поразилась: Татьяна кто угодно, но только не кулинарка. Обычно она просто покупает нарезку или заказывает суши с доставкой. Но этот запах я прекрасно знаю, суши так не пахнут.
— Тань, чем так пахнет?
— Сюрприз! Раздевайся и иди смотри!
Я уже направилась на кухню, когда Татьяна завернула меня в гостиную. Я вошла и завопила:
— Ура! Манюнечка приехала! Дорогая моя!
Ясно, чем пахнет! Сациви!
Моя любимая подруга бросилась меня обнимать. Как же я рада!
Мы обнимались, целовались, хохотали, плакали. Вспоминали всех, кого могли. Потом незаметно перешли к делам более актуальным. Я надеялась, что Манана приехала насовсем. Манана отличный детский врач, доктор наук, могла бы давно в Москву перебраться. И для ее мужа здесь нашлась бы работа. Он тоже врач, только уролог. Она не сказала этого прямо, но я так поняла. Но почему только сейчас?
— Мама… Моя мама умерла.
— Тетя Белочка? — я заревела. И Танька тоже. В нашем детстве не было теплее дома, чем дом Мананиной мамы, тети Бэлы. Мы ее звали Белочкой и обожали. В ее сердце было место для всех детей, чьи бы они ни были. С ней всегда можно было обо всем поговорить, посоветоваться по любому вопросу, посекретничать, и не бояться, что она заложит тебя родителям. Так было в детстве, так было и потом. После смерти мужа она продала московскую квартиру и поехала в Тбилиси помогать дочери. Квартира у них была шикарная, и вся семья Мананы жила на эти деньги несколько лет.
— Мама очень болела последние годы. У нас была возможность уехать, но ее нельзя было перевозить. Она так страдала, переживала, что мешает нам. Мне кажется, от этого и умерла. Не плачьте так, она уже давно умерла. Полгода как.
Я была в ужасе.
— Как же так? Мы на майские с тобой разговаривали, и ты мне ни словом не обмолвилась. И раньше? Почему не сказала? Белочка нам всем была родная. Я бы прилетела на похороны.
— И я, — подвыла Танька.
— Девочки, не ругайте меня. Так мама велела. Вам было бы трудно выехать в Тбилиси. Она ни жизнью своей, ни смертью не хотела никого обременять. Я выполнила ее волю.
И тут мы снова заревели, уже все трое. Вволю наплакавшись, мы пошли за стол, помянуть покойницу. И тут Манана снова меня удивила. Я задала вопрос:
— А где твои мужчины? — У Мананы двое сыновей-погодков, Николай и Константин, Нико и Котэ, и муж Миша. Все отличные ребята. Она их гордо называет: мои мужчины. Я как-то полагала, что они приехали вместе с ней, но где же они?
— В Тулузе.
— Где?! — заорали мы с Танькой.
— В Тулузе. Это на юге Франции.
— А то мы не знаем, где Тулуза. Слушай, Татьяна, тебе там ближе, стукни эту гадюку. Все от подруг скрывает. А почему в Москву к нам не приехали?
— В Москве сейчас нам было бы… Ну, скажем, неуютно. И жить здесь нам негде.
— А у меня-то! — заголосила Татьяна.
— Тань, успокойся. Мы что, должны тебе на шею сесть? Работу мы, конечно, нашли бы. Но это очень смешные деньги, а надо мальчиков растить. Дать им образование. В Южной Франции у нас, то есть у Миши, полно родственников. Они нам помогли. Миша получил прекрасную работу. Мальчики будут учиться в Тулузском университете.
— Они туда прямо из Тбилиси поехали?
— Да, через Марсель.
— А ты-то почему здесь, а не в Тулузе, с ними?
Тут у Мананы на глазах снова набухли слезы.
— А меня не пустили.
— Как, не пустили?!
Оказывается, в свое время, Манана оставила себе российское гражданство, как родившаяся в Москве. И может уехать на ПМЖ только из России. А дадут ли ей теперь визу, одному Богу известно.
Мы с Танькой бросились ее обнимать и успокаивать. Ничего, поживет пока у Таньки, благо квартира позволяет, и будет добиваться положительного решения. Миша-то тоже не станет на месте сидеть, всех французских грузин на ноги поднимет, чтобы его жене дали разрешение воссоединиться с мужем и детьми. И мы подумаем, кого можно подключить. У Татьяны есть влиятельные знакомые во всем мире.
— Может, мне туда попробовать в турпоездку выехать? — робко предложила Манана.
— И думать не смей! Если откажут, то потом уже кранты! Попадешь в черный список, и еще сто лет не увидишь своих детей.
Мы сидели, пили вино, ели сациви и другую вкусную еду, которую наготовила Манана. Потом пили чай с моим тортом, и обсуждали, как помочь любимой подруге. Потом мы уже совсем осоловели от пищи и вина, перестали членораздельно разговаривать и начали петь. Когда мы по третьему разу завели про солнышко лесное, пришла Вика.
Посмотрела с неодобрением на теток, забравшихся с ногами на диван, и сказала:
— А вам не пора спать ложиться? Уже второй час ночи.
— Вот ведь ехидна какая, а называется родная дочь, — Танька вскочила и заметалась, — И правда, девочки, пора спать. Сейчас я вам постелю.
Я собралась было ехать домой, но Таня меня не пустила.
— И думать не смей. Ты нынче напилась. Ну и что, что стоишь прямо, не шатаешься? Сейчас тебя любой мент остановит просто по позднему времени. Что тогда делать будешь?
— Оставайся, моя золотая!. Не надо рисковать, — Манана обняла меня за плечи, а мы с тобой еще поболтаем.
Таня уложила нас на огромном диване в гостиной, мы легли и еще часа два рассказывали друг другу про свою жизнь. Утром я вскочила раньше всех, и, не дожидаясь завтрака, поехала домой. Надо же принять душ и переодеться раньше, чем идти на работу. По дороге домой я подумала, что совсем забыла спросить Татьяну, что она знает про Егорова.
До конца недели мы продолжали работать в обычном режиме. В среду я созвонилась с Ларисой Юрьевной и потребовала данные по отдельным торговым точкам: закупки, продажи, списание остатков, кадры, аренда и всякое такое. Общие данные Валерка мне привез еще во вторник. В ожидании этой информации я трудилась над питерским проектом. Шеф немножко поболел, но в четверг вышел, уверяя, что давление полностью вошло в норму.