Неправильный инквизитор, ведьма и сын старосты
Шрифт:
Здесь-то тоже поспокойнее, это не Таламанка, где инквизиция зверствует. Но и здесь ухо надо востро держать. Орденские-то вольную дикую магию - темной ересью считают, и либо ты даешь обет и служишь им до конца жизни, либо на костер. И пусть Таламанский король руки в Горженек не дотянет, но Орден дотянет по-всякому. Местные вольные князья тоже под Орденской властью ходят, что бы ни говорили там, пусть короля не признали, но Пресветлый Отец един.
Если подумать, жизнь орденского мага немногим от того, что филистиец предлагал, отличается. И там, и там своей воли у мага больше нет, только служба…
Гус подошел и встал сзади. Молча. Ну и я оборачиваться не стала, пусть первый говорит. Я знала, что это он, уж Гуса-то я почувствую. Да и слышала, как сопит сердито, что-то сказать решается.
– Эль, - позвал тихо.
И по голосу ясно, что не передумал. Прощения пришел просить.
И попрощаться.
И так обидно вдруг стало, прямо до слез.
– Проваливай, - бросила я, не оборачиваясь.
– Эль, - позвал он снова, виновато так. – Это ведь просто работа, не хуже, чем любая другая. И платят хорошо, и жить при дворе… все лучше, чем по болотам мотаться… а то ведь осень скоро. Хочешь снова на снегу спать?
– Лучше я на снегу, - и тяжело вздохнула, вспомнив прошлую зиму. – Зато сама себе хозяйка. А ты иди, раз тебя так во дворцы тянет.
– Эль…
– Что?
– я, все же, повернулась к нему. – Хочешь, чтобы я с тобой пошла?
Он стоял передо мной какой-то осунувшийся, даже лицо, и без того худое, заострилось, резче пролегли морщинки у глаз. Словно на десять лет постарел.
И от моих слов еще больше нахмурился.
– Рядом со мной тебя никто не тронет, не стоит бояться, - сказал, как-то не слишком убедительно.
– Сам-то веришь? – спросила я.
Он зубы сжал, а ноздри раздул наоборот, засопел сердито.
– Верю, - буркнул почти через силу. – Я тебя в обиду не дам.
И я вздохнула.
– Тебя словом свяжут, на крови, - сказала я. – И как прикажут, так и отдашь, хоть свою жизнь, хоть мою, все отдашь, что прикажут. А если думаешь сбежать от них, так лучше сразу не соглашаться.
– Эль… - он переступил с ноги на ногу, а потом шагнул ближе и рядом со мной на травку сел, обхватив колени руками, качнувшись из стороны в сторону. Как мальчишка. И как мальчика взъерошенный, нахохлившийся. Или не как. Меня его седыми висками не обманешь, я правду знаю. – Не могу я отказаться, - сказал он, глядя не на меня, а куда-то на реку перед собой. – От таких предложений не отказываются. Я устал бегать от Ордена, устал каждый раз силу сдерживать, чтобы кто-то рядом колебание потоков не засек. Устал шарахаться от каждого куста. Ожидать, когда меня найдут и шкуру сдерут. Устал в нищете жить. Эль… неужели тебе самой не надоело?
И все равно не на меня смотрел, а куда-то перед собой.
И отчего-то мне казалось, что не в нищете и не в деньгах тут дело. Сколько бы он о деньгах не говорил, но изначально – не в них. Это лишь способ… Что у него не так? Доказать что-то хочет? Что может и сам, что своим умом и своей силой положение заслужить, пусть не на родине, так все равно… Кому? Отцу доказать? Так тот не узнает… Или все еще бежит от чего-то, не от Ордена, от чего-то другого, от чего сбежать нельзя. Что внутри засело.
Сколько спрашивала, но Гус молчит.
– Нет, не надоело, - сказала я. – Меня моя жизнь устраивает. Думаешь, без моего дара я бы лучше жила? Посуду мы в харчевне целыми днями мыла, или прачкой… или еще куда. Не все родились, чтоб на золоте есть да спать, Августо. Некоторым и малого довольно. А к филистийцам я не пойду. Не верю я им. И не хочу.
Он зажмурился, вытянулся даже. Тяжело ему. Я вижу, как тяжело. Он хороший парень, на самом деле, и такие решения принимать… Но, может, действительно у него выбора нет.
– Я вернусь, Эль, - сказал тихо-тихо. – Через пять лет, как службу закончу, вернусь и найду тебя. Где бы ты ни была, я тебя найду. И от того, что заработаю – половину отдам. Мы ведь все поровну… - он тяжело сглотнул, воздух втянул через зубы. – А там, как захочешь. Думаю, тебе и так хватит тогда, чтоб земли купить, и жить как хотелось… А захочешь – вместе.
Не хотел он уходить. Никак не хотел. Но и не уйти не мог.
И как его этот филистиец на базаре выцепил? Понял ведь сразу, кто Гус такой…
Я только вздохнула.
– Не нужны мне твои деньги, Гус. Решил – так уходи.
– Эль… - он, наконец, ко мне повернулся, и потянулся даже, то ли обнять, то ли поцеловать даже.
Я руку вперед выставила.
– Даже не вздумай! – сказала твердо. – Уходи.
Он сидел еще долго, молча, глядя на меня.
Потом вдруг кивнул, легким прыжком поднялся на ноги.
– Прощай.
И пошел прочь.
А я…
Тогда проплакала, конечно, весь вечер и всю ночь. Но, может, и к лучшему. С Гусом чем дальше, тем тяжелее становилось. Не он от меня, так я от него бы скоро ушла. А теперь – и повод расстаться нормальный, не придерешься, ему работу предложили, а я не хочу. Если б поругались из-за того, какой он козел – хуже было бы.
Ничего, я не пропаду.
Главное, глупостей не делать и не бежать сломя голову неизвестно куда.
Осень скоро, пойду, найду себе тихо местечко в какой-нибудь деревеньке. Убедить добрых людей, что надо сиротку в дом перезимовать пустить – дело не хитрое, уж на это моей волшбы хватит. Обманывать, конечно, не хорошо, но какой у меня выбор? Ведьму-то никто не пустит, а так – что я сказу? Да и я тоже в долгу не останусь, помогать стану по хозяйству, чем могу, свое отработаю.
Парня найду, чтоб сердце успокоилось, и болеть перестало. Уж с парнями я даже без волшбы справлюсь.
А весной, на свежую голову, и решу, что делать дальше.
Глава 2, в которой полудница с сыном старосты в игры играет
– Полудница? – парень чуть сощурился, разглядывая меня. – Да ну, брешешь.
И ухмыльнулся довольно, словно зная какой-то секрет, глаза засверкали азартно. Синие-синие глаза, прямо васильки в поле. Ресницы густые, светлые, и такие же светлые брови. По виску капелька пота течет – жарко сейчас, солнце так и печет.