Неправое дело
Шрифт:
Кельвелер наконец отпустил полусонного Венсана, который побрел по улицам, а сам направился к скамейке 102. Марк, не забывший, что выпил четыре бутылки пива и что нужно сделать на это скидку, почувствовал, как легкий гнев его утихает, превращаясь в незаметное ночное недовольство, а оно в свою очередь уступает место равнодушию. Кельвелер уселся рядом и улыбнулся своей странной, неуместной и заразительной улыбкой.
– Ты сегодня много выпил, – сказал он. – Так всегда бывает зимой, когда приходится мерзнуть на лавочке.
Какое ему дело? Кельвелер развлекался
– Ты не подержишь Бюфо? Я достану сигареты.
– Нет. Меня от этой жабы тошнит.
– Не обращай внимания, – сказал Кельвелер Бюфо. – Это он просто так, не подумав. Не обижайся. Посиди спокойно на лавочке, пока я найду сигареты. Ну что? Были другие собаки?
– Всего четыре. Тут все записано. Четыре пса, четыре пива.
– А теперь хочешь слинять?
Кельвелер достал сигарету и протянул пачку Марку:
– Тебе не по себе? Чувствуешь себя подчиненным, а подчиняться не любишь? Я тоже. Но я тебе ничего не приказывал, разве не так?
– Так.
– Ты пришел сам, Вандузлер-младший, и сам можешь уйти. Покажи свой список.
Марк наблюдал, как Луи, который снова стал серьезен, читает записи. Он сидел к нему в профиль, нос с горбинкой, сжатые губы, черные пряди упали на лоб. Глядя на Кельвелера в профиль, легко разозлиться. Анфас гораздо сложнее.
– Завтра приходить бесполезно, – сказал Кельвелер. – По воскресеньям люди меняют свои привычки, выгуливают собак как попало, и хуже того, могут явиться жители других кварталов. Так мы запутаемся в собаках. Продолжим в понедельник после обеда, если ты не против, а слежку начнем во вторник. Придешь в понедельник разбирать газеты?
– Наш уговор в силе.
– Обращай внимание на разные несчастные случаи и убийства, помимо прочего.
Они попрощались и разошлись. Марк шагал медленно, слегка утомленный пивом и противоречивыми чувствами, обуревавшими душу.
Это продолжалось до следующей субботы. От лавочки к пиву, от собаки к слежке, от вырезания статей к расшифровке Сент-Аманских счетов, Марк уже не задумывался над тем, есть ли смысл в том, чем он занят. Он оказался вовлеченным в дело о решетке под деревом и не знал, как из него выпутаться. Собачья история заинтересовала его, и он тоже хотел в ней разобраться. Он научился терпеть непроницаемый профиль Кельвелера, а когда уже не мог, старался смотреть на него в фас.
Со вторника по четверг ему помогал Матиас, который мог проявить свой талант босоногого охотника-собирателя в современной слежке. Люсьен был чересчур шумным для этой работы. Он любил громогласно обсуждать все на свете, а главное, Марк боялся знакомить его с франко-германцем, рожденным в трагической неразберихе Второй мировой войны. Люсьен, как полоумный, немедленно начал бы историческое расследование, раскопал бы прошлое отца Кельвелера до Первой мировой, и вышел бы настоящий кошмар.
В четверг вечером Марк спросил Матиаса, что он думает о Кельвелере, потому
X
В субботу утром Марк сидел за работой в бункере Кельвелера. Как обычно, он вырезал и раскладывал статьи, не встречая ничего особенного в повседневных событиях, кроме обычных несчастных случаев, о ноге не было ни слова. Он собирал архив, ему ведь за это платили, но, по совести говоря, делу со скамейки 102 пора бы завершиться, пусть даже ничем. Он привык к тому, что Марта сидит у него за спиной. Иногда она уходила, иногда оставалась дома, тихонько читала или разгадывала кроссворды. В одиннадцать они пили кофе, и Марта пользовалась минуткой, чтобы нарушить молчание и вволю поболтать. Похоже, когда-то она тоже собирала сведения для Людвига. Но теперь путала лавочки, например 102 и 107, и уже не могла быть хорошей помощницей, отчего порой на нее находила тень грусти.
– Людвиг идет, – объявила Марта.
– Откуда ты знаешь?
– Узнаю его шаги во дворе, он ногу приволакивает. Десять минут двенадцатого, чего это он в такой час. Все из-за этой собаки, она ему спокойно жить не дает. Конца этому не видно, надоело уже.
– Мы составили полный отчет. Двадцать три владельца собак, все мирные граждане, никаких зацепок. Он всегда начинает дело с таких мелочей? С первого встречного мусора?
– Всегда, – сказала Марта, – идет по следу. Но он этим одержим, потому так и знаменит в своих кругах. Отыскивать мерзость – это у Людвига в крови, это его судьба, его крест.
– А может ему что-нибудь помешать доставать других?
– Ну конечно. Сон, женщины и война. Много всего, если подумать. Если ему охота поспать или побездельничать, от него никакого толку, ему на все плевать. С женщинами то же самое. Если любовь не складывается, он топчется на месте и плюет на все. Я еще поражаюсь, что он так работает, потому что сейчас у него на личном фронте тоже не очень.
– Понятно, – удовлетворенно ответил Марк. – Ну а война?
– Война – вообще другое дело. Там много всего. Стоит ему над этим задуматься, и он не ест, не спит, не работает и забывает про женщин. Зря только голову ломает.
Марта покачала головой, помешивая кофе. Теперь она Марку нравилась. Она постоянно одергивала его, как своего малыша, хотя ему уже исполнилось тридцать шесть, или как будто она его вырастила. Она говорила: «Такую старую шлюху, как я, не проведешь, я мужчин насквозь вижу». Она постоянно это твердила. Марк показал ей Матиаса, и она сказала, что он хороший парень, диковатый, но хороший, и что в мужчинах она толк знает.
– Ты ошиблась, – сказал Марк, снова садясь за работу. – Это был не Луи.