Непредвиденная ситуация
Шрифт:
— Значит, вы действительно были его невестой…
— Невеста без места, — усмехнулась она.
— То есть? — не поняла я.
— Он никогда бы не женился на мне, — с затаенной обидой проговорила она, но сразу же взяла себя в руки и попыталась улыбнуться. Вот только улыбка эта вышла ненатуральной, вымученной.
— Не понимаю, — озадаченно посмотрела я на свою собеседницу.
— Все очень просто, — произнесла она, чеканя каждый слог, так что стал виден нижний ряд ее зубов, — он никогда бы не развелся с этой самодовольной теткой.
Она выразительно
— Духу бы не хватило, — продолжила она после секундной паузы, — есть такой сорт мужчин. В любви клянутся, развестись обещают, но проходит год, потом второй — а воз и ныне там! — презрительно улыбнулась Новгородцева.
— Чем же это объяснить? — заинтересовалась я. — Насколько мне известно, Людмила Николаевна очень переживала, — я не могла не кинуть на эту хрупкую квазиразлучницу укоризненного взгляда.
Сами, наверное, понимаете, что есть понятие «женская солидарность». Сострадание и сочувствие к тем, кого или уже бросили, или намереваются бросить. Согласно этому взгляду, насквозь женскому, если не сказать, бабскому, та, ради кого бросают старую жену или подругу, украшается всеми мыслимыми и немыслимыми пороками и недостатками. И жестокая, и спесивая, и наглая, и бессердечная, и бесчувственная, и похотливая, и просто глупая. Вот так, глупая, стерва — и все!
Но когда видишь перед собой существо, похожее на Елену Новгородцеву, зная ту, которую муж намеревался покинуть, то бишь Людмилу Николаевну, невольно начинаешь сомневаться в устоях пошловатой и хамоватой «женской солидарности».
Я была далека от того, чтобы идеализировать Новгородцеву, но справедливости ради не мешало заметить, что она выгодно отличалась от жены Белкина: ей была чужда истерия и высокомерие взбалмошной натуры Людмилы Николаевны. Она умела вести себя, если и сохраняла холодную настороженность и чопорную замкнутость, то это легко можно объяснить нестандартной ситуацией, в которой Елена оказалась по моей, между прочим, воле.
— Я не сомневаюсь в том, что Людмила Николаевна переживала, но мне от этого не легче, — удрученно произнесла она.
— А ей каково было? И теперь, когда Аркадия Сергеевича не стало…
— Вы пришли выжать из меня пару слезинок? — вновь приободрилась Елена. — Ну что вы! Просто я хочу разобраться. Я вовсе не призываю вас к сочувствию по отношению к Людмиле Николаевне… — запнулась я.
— И на том спасибо, — видя мое смущение, усмехнулась Новгородцева.
— Можно я вам задам личный вопрос? — все-таки решила я идти до конца.
— Валяйте, — милосердно разрешила Елена.
— Вы любили Аркадия Сергеевича?
— А какое это имеет отношение к тому, что с ним случилось? — недоуменно приподняла брови Новгородцева.
— Хочу определить мотивы вашего поступка, которому не довелось реализоваться, — искренне ответила я.
— Вы имеет в виду замужество?
— Да.
— Но все равно я не понимаю, что это может вам дать в плане расследования… — пытливо посмотрела на меня Новгородцева. — Или вы полагаете, что женщина способна убить мужчину, которого она любит?
А она
— Как раз наоборот, — многозначительно улыбнулась я, — но в вашем случае…
— В моем?! — воскликнула Елена. — Значит, так вы обозначили то, что было между мной и Аркадием, а потом…
Она судорожно рассмеялась.
— Я у вас именно так числюсь? — успокоившись, спросила она.
— Вы хотите прочитать мне лекцию об индивидуальном подходе? — начала я терять терпение, несмотря на колючее обаяние моей собеседницы.
— Хотела бы, да думаю, вы и сами можете это сделать, — с иронией ответила она. — Вы курите?
— Только что хотела попросить у вас пепельницу, — понимающе улыбнулась я, с облегчением почувствовав, что наш обоюдный воинственный пыл сошел на нет.
Елена встала и, взяв со столика в углу пепельницу — причудливо изогнутый кусок отшлифованного металла, — поставила передо мной. Мы задымили. Ей очень шло это занятие. К ее угловатой грации курение добавляло частицу эмансипированного шарма элегантной зрелой женщины. Опять эклектика! Но ведь будоражащая воображение…
— Нет, я не любила его и не ревновала. Вернее, ревновала… — замялась она, — но в первую очередь меня заботили притязания собственного самолюбия. Хотя в иные моменты мне казалось, что я начинаю его любить. На это провоцировала ревность. Я думаю, Аркадий чувствовал это и подсознательно стремился к изменам.
— Только для того, чтобы обратить к себе ваше сердце. Уколоть, так сказать?
— А вы проницательны, — дружелюбно улыбнулась Елена.
— А вы трезвы и умны, — ответила я комплиментом на комплимент, — и к тому же искренни.
— Так что мотив ревности в привычном смысле этого понятия отпадает, — подытожила Елена с саркастической улыбкой.
— Но остается еще мотив отеческий, скажем так, — лукаво посмотрела я на Новгородцеву.
Да, вот так… Чувствуете себя неуверенно, чувствуете себя задетой — обратите все в шутку.
— Не понимаю, — удивленно взглянула на меня Елена.
— Вы знаете, что ваш отец продал Аркадию Сергеевичу «ситуацию», проведя дополнительную эмиссию акций?
— Для меня это темный лес, — открыто улыбнулась Елена.
— Но ведь за Белкина вы хотели выйти замуж, руководствуясь исключительно прозой бытия, а в делах отца проявляете такое неведение! — с досадой воскликнула я.
— Мне кажется, что вы принимаете все слишком близко к сердцу… — усмехнулась Новгородцева.
Мне почудилось, что разговор наш опять недалек от того, чтобы превратиться в словесную перепалку. Мне очень этого не хотелось.
— Но вы правы, — снова смягчилась она, видимо, не имея желания пикироваться, — от Аркадия мне нужны были деньги, положение, общество. Дела моего отца идут неважно. Я хоть и ничего не понимаю в бизнесе, но это-то знаю, — ответила она на мой недоверчивый взгляд. — Выбор мой был, так сказать, сознательным. Я не скрываю своих прагматических мотивов. Сами видите, смерть Аркадия невыгодна мне с любой точки зрения.